с этим достойным воином, и вы оба останетесь живы.
– Воистину твоей мудрости нет предела. Пройдем за стол, Филоник и положи уже гладиус! Он меня беспокоит! Принеси нам вина, Эпихарида!
Было видно, что сенатор волновался, его поймали на месте с поличным и при свидетелях. Теперь он старался успокоиться и призывал все свои внутренние силы и обаяние для разговора с человеком суровым и незнакомым. Эпихарида быстро оделась и принесла два кувшина вина и фруктов. По одну сторону стола сел Пизон и Сенека по другую Филоник в простыне. Эпихарида встала за спиной центуриона.
– Филоник, я не смотрю, что ты делаешь с нашей любимой игрушкой. Видимо, она достойна такого воина, защитника Империи, – начал Пизон, кивнув на Эпихариду. Он отхлебнул вина и уже понял, как уговорить молчать этого человека, а если повезёт, то и перетянуть и на свою сторону. Но это если повезёт, а пока он надеялся на свой ум, красноречие и рассудительность центуриона.
– Империя рушится, центурион, кровь невинных и безоружных людей льётся на арене. Если раньше мы ходили отдыхать и смотреть на гладиаторов, которые дрались на смерть, но честно! Честно, центурион! То теперь последователей этого Иешуа травят львами. Их символ рыба! Чтобы не заподозрили меня, я перестал её есть! До чего дошло! Меня могут уличить в лояльности к ним! Разве я за них когда нибудь вступался? Нет! Я предлагал отправить их на родину, этого, якобы воскресшего Иешуа Учителя – как они его называют и которому они все поклоняются, в Палестинские земли! Но жечь живьём и кормить львов детьми! Это за гранью понимания! Нерон сошел с ума! Он разрушает Империю и вызывает гнев граждан! Всё, что создавали великие Цезари, будет потеряно, и про нас будут вспоминать лишь ужасные вещи! Филоник! Разве вспомнят про твою битву на севере Фракии у излучины реки Сеньё и твою жертву? Нет! А жертвы, ужасные жертвы этих несчастных людей будут помнить! И они нас проклянут! Поверь человеку, который пожил в два раза больше, чем ты! Ты хочешь войти в историю как убийца несчастных и безоружных? Ты, который принимал на себя удары варваров и движением своего гладиуса делал нашу Империю великой?
Пизон распалялся всё больше и больше, на него нашло вдохновение, перед ним были зрители и этого ему было достаточно. Его речь лилась то громко, то тихо, он то вздымал руки к небу, то закрывал ими лицо, то делал страшную гримасу и указывал куда—то вдаль. Он был умелый оратор. Наконец, он закончил речь и вплотную подошел к Филонику. Молча налив ему и себе вина он поднял бокал.
– За что же мы будем пить, будущий легат, – спросил Пизон.
Филоник встал и показал Пизону на мизинце небольшой перстень.
– Я поклялся отомстить. И видимо, время пришло. Я убью его, – сказал он, сделав ударение на первом слове.
Пизон внимательно посмотрел на перстень, достал прозрачный смарагд, что бы получше рассмотреть и его лицо испытало мгновенно тысячу эмоций.
– Не может быть! – он сел на скамью и с ужасом посмотрел на Филоника. – Так это был… ты…
– Был я, но сделать захотела она.
– Ах, Агриппина, Агриппина… как же
