дело, работать – это совсем другое. Если бы я была одна, пожалуйста… Мне самой почти ничего не нужно. Хотя… мне тоже нужно знать, что и у меня будет кусок хлеба. Вы не знаете настоящей бедности, Хиль…
– Ну ясно! – фыркнул тот. – Я вырос во дворце, и мои родители были богаты, как Булльрич и Анчорена10, вместе взятые! Где же мне знать бедность!
– Хиль, вы ее не знаете, – повторила Элена. – Вы как-то перебивались, у вашей мамы была пенсия, в общем, концы с концами вы сводили – пусть с натяжкой, но сводили. Во всяком случае, вам не приходилось бегать искать работу высунув язык! А мне пришлось, понимаете? И вообще я знаю, на что может толкнуть человека безденежье. Очень хорошо знаю! Поэтому я и сказала себе, что пока только я могу что-то делать, то я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мой Херардин никогда не пережил того, что пришлось пережить мне и… и вообще другим. Я хочу, чтобы он не знал слова «нужда», понимаете! Хочу, чтобы он всегда был хорошо одет, чтобы у него был автомобиль, чтобы он учился в лучшем колледже и потом окончил университет…
– Университет – это правильно, – согласился Хиль. – Но если вы всерьез насчет автомобилей и прочего, то вас и близко нельзя подпускать к воспитанию Херардина.
– Это еще почему?
– Да потому, что вы мальчишку искалечите, вот почему! Уж я-то на факультете повидал этих маменькиных сынков, которые даже не давали себе труда учиться. У нас, правда, таких было немного, – медицина не для бездельников, – зато на юридическом…
– Господи, Хиль, можно подумать, – я собираюсь воспитать сына бездельником! Но неужели вам непонятно мое желание уберечь его от бедности? Вы не знаете, как мне за него иногда страшно, – добавила она, помолчав. – Если с ним что-нибудь случится, я этого не переживу. У меня ведь ничего не осталось, кроме него…
– Ну, в вашем возрасте… – пробормотал Хиль.
– Что – в моем возрасте? Личная жизнь, вы хотите сказать? Нет, Хиль. – Элена покачала головой. – Когда я встретила Херардо, это для меня стало – ну всем, вы понимаете? Второй раз такого не бывает. А Херардо… Он, в общем, не любил меня так, как я бы хотела. То есть он любил, по-своему. Наверное, просто привязался, как к чему-то домашнему. Ну, вот как к Макбету или кошке.
Хиль попытался улыбнуться и потянул из кармана сигареты. Элена остановила его жестом.
– Простите, забыл, – буркнул он, запихивая пачку обратно. – Я, конечно, польщен вашей откровенностью… Но, каррамба, я все-таки не поп и не соседняя кумушка, с которой можно делиться подобными воспоминаниями – как любили вы, как любили вас…
Элена вскинула брови.
– Почему кумушка, просто вы мне друг, я, наверное, и с братом не чувствовала бы себя так просто, как с вами. И потом вы врач, – она улыбнулась, – а врачам и священникам рассказывают все! Не сердитесь, дорогой Хиль, я ведь действительно сейчас очень одна. Моя подруга – та, что предлагает открыть дело, – она когда-то была мне очень близка, но долго жила в Рио, сейчас я чувствую, что мы не всегда понимаем друг
Фамилии известных аргентинских миллионеров.
