а потом? Такая тоска напала, особенно по вечерам, по ночам… Хочется тепла. Женского тепла… Чтобы просто кто-то был под боком. Днём мне этого не надо, но вечерами, после ужина, когда воцаряется тишина, как в доме престарелых, блин, я хочу лезть на стены… Я не могу ни читать, ни писать, я как наркоман, которого ломает, и он ходит по комнате, скорчившись чуть ли не в двое, и терпит.
А потом я просто вырубаюсь от изнеможения часов в шесть утра и сплю до обеда…
Таня погладила его по колену:
– Ничего, это пройдет… – сказала она задумчиво. – У каждого человека в этом мире есть свой Дом. Ты просто не нашел ещё – свой. Пойдем дальше? Еще далеко идти – я на самом краю деревни живу, а это два с половиной километра до центра и два с половиной назад, а тебе ещё и дальше центра «пилить» до своего дома.
– Ну да, я нагуляюсь сегодня…
Данила встал, отвернулся от Татьяны, и обоссал забор.
– Блин, я тоже хочу, – произнесла Татьяна, – но я потерплю до дома. Пошли быстрей.
Да, Данила и правда нагулялся в эту ночь – дома он был аж в три часа. Ему понравилось подобное времяпровождение: Татьяна внесла в его жизнь свежий воздух, какую-то новую, неизведанную, таинственную струю и всё это было гораздо лучше, чем сидеть дома раком—отшельником и выть на луну. Это было новое, ни разу не пробуемое ранее, и, конечно, – заманчивое. При прощании, они поцеловались, но этот поцелуй мало что значил – она не пустила его дальше, чем губы, и поцелуй получился сухим и безжизненным. Уходя, Даня решил, что завтра надо найти какую-нибудь другую и попробовать с ней – после пережитых эмоций останавливаться он не хотел. Нужна —Женщина…
***
Данила проснулся с больной головой на следующий день в 14:30 и долго не мог оторвать её от подушки: смертельно хотелось пить, но вставать и показываться матери в таком состоянии ему не представлялось удачной идеей. Он прислушался, дома ли она? Однако, не мог понять, – да или нет, – и, спустя десять минут, жажда победила стыд «в чистую» – Данила «пополз» на кухню.
Мамы дома не было.
Данила налил самый большой стакан воды до краев и выпил его залпом – еле хватило дыхания… Он повернулся от раковины, чтобы идти снова полежать, когда увидел записку на кухонном столе:
«Сынок, судя по твоему виду и грязным штанам, „оторвался“ ты вчера „по полной“ … Меня на сутки выдернули на работу. За наличные деньги. Я согласилась, родной… Еда в холодильнике и в духовке еще картошка с мясом немного. Покушай обязательно, как проснёшься. Мама».
Данила ушёл к себе в комнату и провалялся до 16:00. Затем встал, принял холодный «душ» в нетопленной бане, почистил зубы, привёл себя в порядок и позвонил по старой памяти одному своему приятелю:
– Антоха, привет! – деланно весёлым голосом поприветствовал товарища Данила.
– Даня, ты что ли?! – отозвался искренним
