этикета… Я растил тебя и воспитывал, Доминик, любя и лелея; но теперь понимаю, как мало я тебе дал. Да, ты прекрасно владеешь мечом и луком, ты лучше любого самого искусного наездника держишься в седле. Будь ты моим сыном, а не дочерью, – я бы гордился тобой безмерно! Но – увы! – девушке, а тем более замужней женщине, все это знать и уметь совсем не к лицу. А твои знания ограничены, ты – как полевой цветок, не ведавший ножниц садовника. Я баловал тебя и потому позволял слишком многое… Теперь ты видишь сама, к чему привели твои безрассудство, несдержанность и непослушание. Мари-Доминик! Отныне ты – не только моя дочь; ты замужем, твой супруг – кузен короля, и я не хочу, чтобы твой муж краснел за тебя, когда ты окажешься в Париже, и тебя представят его и ее величествам. Поэтому ты отправишься в монастырь, где тебя научат достойным манерам, музыке, рисованию, пению, вышиванию, языкам. Завтра утром ты отправишься в дорогу. А пока – переоденься и спускайся в нижнюю залу. Стол уже накрыт, и свадебный ужин готов.
Хотя Дом не ела практически со вчерашнего вечера, её замутило при мысли об еде. А, может, от того, что отец сказал «свадебный». Она восприняла известие о монастыре абсолютно равнодушно. Быть может, это даже к лучшему – оказаться подальше отсюда, где все и вся напоминает ей о её позоре и невосполнимой утрате… Утрате свободы, юности, душевного спокойствия, радости. Все это было потеряно ею навсегда.
– Я переоденусь, папа, но есть я не хочу.
– В таком случае, – сказал старый граф, – я позову Элизу, чтобы она помогла тебе, и жду тебя в конце коридора, около комнаты твоих младших сестер.
Через десять минут Доминик подошла к спальне Анжель и Николь. Зачем отец позвал её сюда? Эта комната стала ей ненавистна, как и все, что было связано с Черной Розой.
Граф стоял на пороге. Рядом с ним топталась в некотором замешательстве Мюзетта с веником и деревянным совком в руках.
– Мюзетта! – произнес Руссильон. – Отдай совок и веник Мари-Доминик и ступай ужинать. Моя дочь насорила здесь – она и уберет! Ты поняла меня, Доминик?
Дом с необычной покорностью приняла из рук опешившей Мюзеты веник и совок и вошла. Дверь за ней закрылась. Ванну уже убрали. На синих коврах на полу и на постели лежали куски изрезанного ею плаща герцога. Окно было открыто, и ночной ветерок весело гонял по комнате клочки горностаевого меха.
Девочка, сначала медленно и как бы осторожно, но постепенно все с большим ожесточением принялась сгребать веником эти жалкие останки недавно столь роскошного одеяния Черной Розы. Неожиданно какой-то предмет, задетый веником, покатился прямо ей под ноги. Это был драгоценный флакончик с загадочным зельем. Рубиновая крышечка вылетела, и опять все тот же странный волнующий аромат поплыл по комнате.
Дом схватила флакон, заткнула пробкой и, подойдя к окну, с силой размахнулась и швырнула дорогую безделушку в ров с водой. Далеко внизу послышался всплеск… О, если б можно было так же просто
