раз уничтоженные, имеют обыкновение возвращаться невредимыми в самый неподходящий момент).
Марина не стала наблюдать за оформлением протокола – что толку, прочитает и напишет, что с изъятием не согласна, – и вернулась к формикарию, наблюдать за которым любила и сама. Особенно по вечерам, как сейчас, когда ферма была подсвечена лампой – чтобы муравьи быстрее переселялись в недавно пристроенный для них аквариум. Они и переселялись: в заполненных тонким слоем воды ячейках желтели пятнышки яиц, рядом копошились черные с красными лапками няньки; чуть дальше виднелась толпа рабочих, которые таскали тыквенные и подсолнечные семечки в комнаты-склады в особо затемненных местах, вышагивали гиганты-солдаты, похожие на шагоходов из фантастического фильма, и несли, словно в паланкине, мертвую гусеницу – сморщенную, пожелтевшую. Из нее могла бы получиться бабочка, но теперь сходство между гусеницей и бабочкой было как между щебенкой и Шартрским собором.
Королева лежала в одной из «комнат» в окружении яиц. Длинная, с обширным сегментированным брюшком, небольшой красной головкой и усиками, напоминавшими рога, она медленно и лениво оглядывала свои владения, которые скоро должна была покинуть, как бы с немым вопросом: успеют ли подданные всё подготовить вовремя?
Королева в муравейнике. Может быть, такую судьбу ей готовит Константиныч. Вроде бы и не худший вариант. Вот только если королева умрет, ей на смену всегда вылупится другая, а если муравьев станет слишком много, автоматически появятся такие же королевы: две, три, четыре, сколько угодно. А самое главное: один удар кулаком – и от империи останется только мокрое место, будто и не было ничего.
А над всем этим – фон, макет провалившегося проекта Артема и Егора, жилой комплекс на месте бывшего цирка. Высокие, почти во всю стену аквариума, трехмерные фигуры из картона и пластика. Одна сторона их выглядела правильной и ровной, облепленной рядами темно-синих квадратов, словно мухами, а другая – влажная и чуть заваленная песком – осы́палась, скукожилась до маленьких разноцветных привидений, которых правильные формы словно тащили вслед за собой на поводке. То, что было мечтой о новой жизни, превратилось в маленький монумент почившим амбициям.
Марина написала, что не согласна с протоколом обыска, и пообещала позвонить, кому надо, и написать, куда надо. Фомин с удивительным спокойствием выслушал ее жалобы. Марину не покидало чувство, что за Фоминым кроется какая-то крыша, но трудно было сказать, какая и что ей нужно, так что, наверно, с утра ей придется разбираться и с этим делом – помимо нескольких гражданских дел, двух убийств, одного грабежа и целой дюжины мер пресечения.
Когда следователи вместе с позевывающими оперативниками ушли, Марина закрыла дверь на все запоры, погасила свет и вышла из комнаты.
Саша выбрался с балкона только двадцать минут спустя.
Из них двоих той ночью заснул только Саша. Где-то под утро.
Саша с Олегом договорились встретиться возле метро.
