мне был нужен местный телефон.
В лавке с цилинями у входа я купила нечто синее под названием «изумрудный чай с жемчужинами». На вкус – как холодный чай с молоком. Пить можно, если свыкнуться с мыслью, что в любой момент через широкую трубочку в горло может залететь карамельный шарик. На первой «жемчужине» я от неожиданности поперхнулась так, что отлучалась в переулок добывать ее из носа.
Я села покурить на лавочку в тени неоновых богов. Манга-медведь дотанцевал, выключил музыку и снял кукольную голову. Под огромной круглой башкой был уставший, угрюмый тип со слипшимися от пота волосами, трехдневной щетиной и порочным лицом. Он добрел до моей скамейки, бессильно упал на нее и жестом попросил сигарету. Я дала.
Толпа у магазина мгновенно рассосалась, но ребенок остался смотреть на курящего медведя. Тот сидел, сутулый и мрачный, уставившись невидящими глазами прямо на ребенка. На лице мальчика было то тихое и чуть отсутствующее выражение, какое бывает у детей в момент обработки больших массивов новой информации. Медведь вдруг зашелся утробными, харкающими шумами кофе-машины и разродился огромным безрадостным плевком себе под ноги. Ребенок задрал голову и расплакался в небо.
Я его понимала. Танцующий, фонтанирующий весельем мишка оказался побитым жизнью, харкающим букой. Я тоже представляла себе все иначе, а мне, между прочим, за сорок. Мой первый день в Шанхае – такой же двойственный манга-медведь: еда – а несъедобно; зеленый свет – а идти нельзя; мусор – а искусство… И главное – что с этим мастером кунг-фу? Мне не давал покоя вопрос, чем я обидела человека, спасшего меня от демонов на колесах? Может, он не нищий? Может, он тоже занимается трэш-артом и добывал в мусоре материал для инсталляций? Или он посчитал, что я плачу ему за спасение жизни? Тогда, пожалуй, этого мало. А что, если тут не принято подавать бедным? И оставлять чаевые? Все здесь иначе, и «совы – не то, чем кажутся».
Я сидела, давилась время от времени жемчужинами и думала о племенах, которые втыкали посреди деревни сакральный столб – что-то типа радиоточки для связи с божеством. Если враги похищали этот столб, то жители деревни полностью теряли ориентацию и жизнеспособность: не знали, куда идти охотиться, а где пить воду. Весь привычный уклад жизни рушился, и племя вымирало само, безо всякой кровавой резни. Как я их понимала… У меня не было столба.
3
Выдыхая жемчуг
В тщетных поисках привычной еды, ближе к вечеру я забрела на улицу скрипичных мастеров. Целая улица мастерских по изготовлению скрипок! Заходить внутрь я стеснялась и пялилась в окна на ряды виолончелей и печальных девушек, лакирующих скрипки.
В одной из лавок меня заметили и зазвали внутрь. В мастерской было три китайца. Один сидел за живописным столом с запчастями для будущей магии – видимо, мастер. Второй – посетитель – пробовал то одну, то другую скрипку. Скрипки издавали такие звуки, будто их дефлорировали.
