Всё в нём было крупно и объёмно. Огромная голова с чёрными, густыми и курчавыми, как у негра, волосами плотно сидела на широченных плечах. Шея, как таковая, отсутствовала. Галстук охватывал затылок и коротким языком спускался на грудь, на манер слюнявчика – не хватало длины. Серый плащ он расстегнул – не сходился на выпуклом животе, то же самое – и пиджак. Брюки, перетянутые узким ремнём, топорщились много ниже пупка.
Сквозь ткань сумки потрогал бутылку: "Слава богу, цела! Этот рефрижератор запросто мог раздавить и меня и её, – довольный, что не пострадал и отделался лёгким испугом, опять стал осматриваться: «Ба-а! Кто идёт!" – обрадовался я.
Три раза проигнорировав подземный переход, дорогу пересекали Пашка и Чебышев. Пашка тащил здоровенную сумку, Чебышев – воздушный шарик. Я пошёл им навстречу.
– Смотри, чего Главный вытворяет! – увидев меня, заорал Пашка. – Я ему сумку даю для балласта – вдруг ветер поднимется, а он не берёт.
Даже на таком расстоянии от них крепко попахивало спиртным, а может, этот запах ассоциировался с ними.
– Наших кого видал? – осведомился учитель.
– Мастера да Ваську Плотарева, – отрапортовал Чебышеву.
– А-а-а, – разочаровался сэнсэй.
– Вон, – перебил нас Пашка, – Михалыч сигналы подает.
Стоя на недавнем моём месте, Родионов махал нам рукой, подзывая к себе. Рядом, с огромным красным флагом, топтался революционный Плотарев. Ещё несколько таких же флагов было прислонено к стене.
Автомобильную дорогу уже перекрыли. Под дробь барабанов по ней двигались курсанты находящегося неподалеку химучилища. Девчонки, позабыв все на свете, глазели на них.
Через пять минут, осчастливленные флагами и записанные в блокнот, обсуждали дальнейшие действия.
– Ты что-нибудь взял горячительного? – в лоб спросил Чебышев.
А как же… – раскрыл сумку.
Склонившись, они заглянули в неё. Там, рядом с завернутой в бумагу закуской, сиротливо, но гордо разместилась поллитра белого, с кровью вырванная у жены, с обещанием сразу после демонстрации – домой.
Лёшина бородавка заметно повеселела, хотя лицо по-прежнему оставалось строгое, как у индейца.
Что мне особенно нравилось в нашем заводе, так это расположенные во всех углах репродукторы и динамики. Скорее всего, в конце года остались неиспользованные средства, и, чтобы они не пропадали, накупили этих «горлопанов».
Вот и сейчас два репродуктора – один над входом в клуб, другой над проходной – громко передавали бодрые революционные марши перестроечного характера, поэтому Лёшины слова можно было разобрать с превеликим трудом.
Всё, что я понял – надо срочно идти на ту сторону.
– Через дорогу от завода, напротив проходной, в небольшом лесном массивчике находилось кафе "Экспресс", до перестройки носившее название "Тополёк," и знаменитое в то время морем разливанным бормотухи. Сейчас
