тушу дел? – недоверчиво поинтересовался Хомутов.
– Да на хуторе бабке-знахарке Циклопихе – у нее одного глаза нет – и продал за два рубля. Мне столько мяса ни к чему, один живу. Спросите у бабки, она подтвердит.
– Спросим, – пообещал Журкин. – И с тебя спросим, ежели врешь.
– Не врет, – твердо сказал следователь, оторвавшись от микроскопа. – Эритроциты у людей и животных разные. Это такие клетки крови, которые разносят по телу кислород. Так вот, у человека эритроциты двояковогнутые, а у животных, в частности парнокопытных, к коим относится и косуля, круглые. Есть и еще множество отличий, но я не буду нагружать ваши головы. На тесаке и башмаках господина Любезнова действительно кровь животного, а не человека. Можете сами взглянуть.
Следователь пододвинул к секретарю Шубейкину микроскоп:
– На этом стеклышке соскоб крови с мачете, а на другом кровь Архипа Демьяновича, который вовремя порезал пальчик.
Шубейкин припал к микроскопу и долго глядел в него. Хомутов не выдержал, не совсем вежливо подвинул секретаря:
– Ну-ка, дайкось я теперь гляну. Во как, вот это да! У тебя, Журкин, эхритроциты какие-то сморщенные, в зелень отдают. У оленя и то лучше. Помрешь, видно, скоро. Ха-ха.
– Дайте мне-то на свою кровь-то посмотреть.
Хомутов с трудом оторвался от прибора, уступил его Журкину.
– Ничего и не зеленые, – проворчал фельдфебель, это у тебя, Хомутов, зенки уже мхом поросли.
ОстрОта понравилась надзирателю, он не обиделся, а пуще рассмеялся своим пугающим смехом.
– Ну, я же говорил, я говорил! – воскликнул Любезнов, которому следователь тоже позволил взглянуть в микроскоп.
Хомутов, отсмеявшись, принял обычный для него мрачный вид. Он был явно расстроен, что найденные им «неопровержимые» улики оказались пустотой.
– И что теперь с ним делать? – кивнул он на «студента» и посмотрел почему-то на Шубейкина.
Тот пожал плечами, в свою очередь, кивнув на следователя.
– А что делать? – Блудов пододвинул полусапоги Любезнову. – Тоже пусть идет. Вы свободны, Серафим Назарович.
У Любезнова вспыхнули глаза:
– Я знал, что еще остались в России честные, благородные следователи. Спасибо!
Он сделал жест, как будто собирался обнять Блудова, но вовремя опомнился. Подхватил свои сапожки, протянул руку к мачете, но следователь отрицательно помахал указательным пальцем:
– Нет, этот ножичек пока останется у нас. Если не возражаете.
– Конечно. – Фигура Любезнова находилась в согнутом, подобострастном изгибе, пока он задом не коснулся двери.
– Минуточку, – остановил его Блудов. – Еще одна формальность.
Он взял чистый лист, пододвинул к краю стола:
– Будьте так любезны, оставьте напоследок нам на листочке отпечатки пальчиков обеих рук.
