карте на нотной бумаге, – догадался Шубейкин.
– Именно, – кивнул следователь. – Предположим, что убийца все же Любезнов. Возможно, сначала он пытался получить план добром, но трактирщик заупрямился.
– Но тогда непонятно, – встрял фельдфебель Журкин, почему волосатик не вытащил из кулака Бубнова недостающий фрагмент плана.
– Мы уже это обсуждали. Убийцу вспугнул мальчик. И здесь опять же возникает «но». Любезнов мог испугаться мальчика? Мог. А кто бы не испугался? Матерый преступник. Он бы малого также спокойно порешил, как Бубнова и забрал план.
– Возможно, преступник не знал, что мальчишка пришел один.
– Не исключено, – согласился следователь. – Нужно уточнить у вдовы, во сколько конкретно кабатчик вышел из дома и направился в свой трактир. И в котором часу с минутами к ней прибежал Ермилка Збруев.
– Сделаем. – Журкин с готовностью взял под козырек. – Разрешите, сразу этим и заняться, ваше благородие?
– Конечно, Архип Демьянович.
Фельдфебель снова растекся внутри, как масло на сковородке.
– Да, и узнайте у Ольги Ильиничны, не приходил ли к Бубнову домой кто-нибудь накануне: вечером или даже ночью.
Промычав что-то невразумительное, Журкин скрылся за дверью.
Неожиданный поворот
Следователь снова пододвинул к себе микроскоп. Внимательно осмотрел в него лист с невидимыми обычным взглядом отпечатками пальцев Любезнова. Затем разгладил перед собой обрывок нотной бумаги.
– Видите, края рисунка смазаны, – сказал он задумчиво. – Грифель был не чернильный, обычный, графитовый, но жирный, с добавлением масла для яркости написания. Тот, кто ухватился за другую часть листа, непременно измазал бы пальцы. И отмыть их просто так сразу не удастся.
– Вы к чему клоните, Алексей Алексеевич? – Шубейкин зачем-то внимательно осмотрел свой большой палец. – К тому, что у Любезнова пальцы чистые?
– К этому, дорогой мой Илья Панкратович. Вот можете сами взглянуть на листик через приборчик. Ни одной пластиночки графита и ни следов масла. То есть, это не Серафим пытался вырвать у кабатчика чертежик.
– Так кто же тогда, черт возьми, укокошил нашего целовальника?! – не сдержал долго копившиеся эмоции околоточный надзиратель.
– Думаю, тот, на кого мы меньше всего думаем, это…
Но договорить он не успел, в кабинет влетел, будто за ним гнались собаки, помощник надзирателя Журкин. Он хватал ртом воздух, будто выброшенная на лед рыба.
Следователь поднялся:
– Ну же!
– Вдова повесилась, – наконец выпалил Журкин застрявшие, словно пробка в горле, слова.
– Не может быть! – вырвалось у Хомутова.
– И для меня, признаться, это полная неожиданность, -сказал озадаченный Блудов, – ведь я думал, что это Ольга убила мужа. Причина –
