холле, затем она поцеловала его в щеку.
– А ты вырос. Мы не знали, ждать тебя или нет. Ты так изменился. Твоя комната готова!
Льюис отправился наверх, а Элис осталась в холле. В голове роились вопросы. Позвонить ли Гилберту и сообщить о возвращении Льюиса? В самом ли деле Льюис сильно изменился или она просто не помнила, как он выглядит?
Получается, она впустила в дом мужчину. Да еще и незнакомого. Он сидел в тюрьме и неизвестно, что пережил, да и раньше был не особенно предсказуем. Ей стало тревожно, и она задержалась в холле, однако Гилберт уже наверняка ушел с работы и звонить некуда.
Комната Льюиса по размерам почти как его последняя камера в Брикстоне. Ну, может, чуть побольше. Только в камере стены зеленые, а не белые, и он там был не один.
Льюис положил чемодан на кровать, подошел к окну и, закурив, выглянул в сад. В стекло билась навозная муха: то ползала по краю, как будто искала выход, то перелетала к центру стекла, снова возвращалась к краю и замирала, затем снова прыгала на середину и так по кругу. Попытка бегства, неудача и новая попытка.
Из гостиной донесся мелодичный металлический звон: часы на камине пробили шесть.
Элис принялась искать ингредиенты для крюшона, который собиралась приготовить ровно к половине седьмого, когда Гилберт возвращается с работы. Она не спешила и начала с чашечки для себя – проверить, получилось ли нужное соотношение джина с лимонадом. Зайдя на кухню за мятой, яблоками и льдом, она попыталась наладить отношения с Мэри. Экономка не знала, что Льюиса выпускают, и его голос в холле застал ее врасплох. Она пришла в ярость и заявила, что не намерена находиться с ним в одном доме. В результате бурной сцены Элис чудом уговорила Мэри не увольняться и теперь ходила за ней по пятам по всей кухне, почти заискивая. Так и не растопив сердца экономки, она захватила мяту и яблоки и вернулась в гостиную.
Услышав, как отец поворачивает ключ в замке, Льюис выскочил на лестничную площадку. Гилберт стоял на пороге с портфелем и в шляпе. Из гостиной вышла Элис. Гилберт снял шляпу и положил на высокий стул у двери.
– Приехал, значит.
– Да, сэр.
– Идем со мной, – тихим, но яростным тоном произнес Гилберт.
– Гилберт!
– Живо!
Льюис спустился по лестнице, вышел из дома вслед за отцом и без единого слова сел в машину.
Гилберт помчал в сторону деревни. Льюис не задавал вопросов, только пытался вспомнить, что собирался сказать. При виде отца все мысли вылетели из головы.
Гилберт притормозил у тротуара. Не решаясь поднять глаза, Льюис уткнулся взглядом в колени. Он собирался дать обещание. Приготовил целую речь – хотел убедить отца, что ему можно доверять, а теперь не мог и посмотреть в его сторону.
– Ну-ка, погляди сюда, – велел Гилберт.
Льюис повиновался.
Перед ними высилась церковь. В мягком сумеречном свете от нее словно исходили тепло и умиротворение.
– Точно такая же, как была, – проговорил Льюис.
– Да,
