я его заарканить хочу. Может он ещё передумает?
– Дурак он, что ли, от своего счастья отказываться! Кто он у тётки? А тут сам себе хозяин. Мою сестру, Варьку, когда замуж отдавали, смотреть на неё больно было, теперь цветет, как маков цвет. Тарас вокруг плющом вьётся. Вот бы маменька встала с могилы и посмотрела, порадовалась…
Она притихла, захлюпала носом…
Во дворе мать с сестрой дочищали последнюю свёклу.
– Хорошо, что пришла, садись, помогай. Завтра отец сушняк поедут с дедом Матвеем собирать. С ними поедешь.
…Вторую неделю Иван сам не свой. После той странной встречи с Федором Афанасьевичем в душе поселилось противоречивое чувство. Сказать, что попал Федор в самую точку, значит, ничего не сказать. Попал он в самую глубину его души. Знал ведь, куда метить, вот ведь нюх у человека.
Конечно же, Иван мечтал о достатке, крепкой семье, красивых детях: какой парень не мечтает об этом? Он любил красивое. Даже его девки были красавицы – как на подбор. А тут какая-то незаметная пичужка, он и лица её не помнит. Иван понимал, что Федор его просто покупает.
«Может просто подвалило, а я раздумываю… Не на Любке -дурочке меня женить собираются. Говорят, хочешь узнать, какой твоя жена станет после свадьбы, посмотри на её мать. Тётка Арина женщина справная».
Видя его мучения, тётка как-то сказала:
– Встретился бы ты с девкой да поговорил, к чему так томиться. Сразу ясно станет…
«Легко сказать встретиться. Говорить-то что? Или попросить, чтобы его в мужья выбрала? Если Иван испугается, Федор найдет себе зятя. Красивых парней на селе хватает. Но тогда можешь в дураках остаться. Тётка права, надо посмотреть: не рябая хочь».
Он вдруг понял, что боится встречи с этой совсем юной девчонкой, страшится её решения.
Вечерело. В хате хлопотала тётка, убирая со стола остатки ужина. Братья с отцом ушли на очередную сходку. Решают, решить не могут, кому сколько отписывать земли. А по весне опять кроить. «Вот, вот, промурчало внутри…урежут у Фёдора земельку, и останешься носом».
Он не заметил, что стоит среди горницы и разговаривает вслух.
– Гулять пойдешь по своим? Или спать завалишься? – Тетка сочувственно глядела на него. – Смотри, с утра в лес за сушняком…
– Я чуток у калитки покурю.
– Ну, ну, покури, курец-огурец. От вашей махорки спасу нет. Слава тебе господи, младшие пока не пристрастились, а то хочь с дому сбегай.
Иван прикурил угольком из печи самокрутку, вышел на улицу. В небе загорались первые звёзды. На западе светлела узкая полоска уходящего заката. По селу слышался непрерывный лай собак. Мычали ещё недоенные бурёнки, слышались голоса хозяев, загоняющих живность в хлев. В центре села взорвался девичий визг, мужской хохот. День угасал, но жизнь не прекращалась. Иван, облокотившись о штакетник палисадника, вслушивался в привычные, милые сердцу звуки.
Послышались легкие шаги. Иван увидел девчушку, внучку деда Матвея, озорную хохотушку Нюру.
