альянса. Как почетный ректор в отставке, он по-прежнему вхож в ректорат, где имеются средства межгалактической связи. А должность директора крупного научного центра его совершенно устраивает. Профессор Уиссхаиньщщ полагает, что историю следует понимать широко, и поэтому присоединил к своему институту еще и экологов, и планетологов, и палеонтологов. Исследовательское учреждение в Миарре стало филиалом Института истории Тиатары и получило название Институт биологии Тиатары, во избежание путаницы. Недовольные, знаю, роптали, но со временем страсти утихли, а от сотрудничества все только выиграли.
На недавних выборах ректоров Тиамуна победили Эктор Жиро из Института биологии Тиатары (отец моего приятеля Альфа, который тоже теперь профессор), и физик Гаррх Бархханг, окуданец, которого я помню со времен Межгалактического конгресса. Поскольку оба новоизбранных ректора не вполне хорошо разбираются в истории цивилизаций и в уйлоанистике, то очередную межгалактическую научную конференцию по взаимодействию разных культур на Тиатаре («Тиатара: опыт сотрудничства») организуют Колледж космолингвистики, исторический факультет Тиамуна, Музей Уйлоа и Институт истории Тиатары.
Я тоже включена в оргкомитет. Отвертеться не получилось. У меня за плечами опыт двух межгалактических конгрессов, я признанный мастер синхронного перевода, уникальный полиглот, отличный переговорщик, дочь известного дипломата, ученица великого космолингвиста – бла-бла-бла, тра-ля-ла, устоять невозможно, возражать бесполезно: «Профессор Цветанова-Флорес, не скромничайте!»… Ладно, уговорили, берусь!
Снова – секция перевода, синхрон и команда подопечных студентов.
Из-за этого мне иногда приходится летать в Тиамун. Когда есть такая возможность, я беру с собой девочек. Лауре и Валерии скоро будет двенадцать, им пора решать, чем они хотят заниматься в дальнейшем. Языками они владеют, но к космолингвистике у них душа не лежит; они не пылают от вожделения, узнав о каком-нибудь заковыристом языке неизвестной планеты, и не блаженствуют при звуках чьей-нибудь изумительно своеобразной фонетики.
Лауре нравится возиться с детишками, а Валерия рвется в пилоты, но Карл убеждает ее, что для девушки эта профессия чревата плохими последствиями. «Например?» – пристает она к нему. «Непоправимый ущерб для здоровья». – «Пап, не городи чепухи! Ты здоров? И дедушка Макс – здоров? Чем я хуже?» – «Ты женщина, Валли». – «А женщина – не человек?»… Объяснить ей подробности я пока не берусь. Мои дочери знают, что они зачаты в пробирке, но почему по-иному у нас не вышло, я с ними не осуждала. Лауре мы лишь недавно открыли печальную истину: вынашивала ее моя мама, которая родами и умерла. Нам казалось, что сообщать это маленькой девочке означало бы нанести ей непоправимую травму. Она и так получилась другой, чем сестра – более чуткой, серьезной и вдумчивой.
Отпустив их гулять по кампусу и выдав денег на
