то ли некогда, то ли человек маленький, то ли маленький Арехин).
Они пересекли двор с захламленным, недействующим фонтанарием – да и зачем в ноябре хладные струи? – и перевернутыми скамьями, прошли через полуприкрытые ворота и вышли в Мальков переулок. Переулок был впору иной улице, все-таки Москва, а не, к примеру, Симбирск, только загаженный так, что и в Симбирске редкость.
Теперь-то, поди, не редкость.
Зато в переулке стоял «паккард», блестящий, чистый, большой и закрытый, с новыми шинами «данлоп» и шофером в кожанке, очках-консервах, маузером на ремне, а помимо маузера – еще две бомбы самого зловещего вида, не подступишься. Настоящий революционный шофер, настоящий революционный автомобиль.
Только к МУСу ни шофер, ни «паккард» отношения никакого не имели.
– Да, хороша Маша, жаль, не наша, – вздохнул Оболикшто даже не мечтательно.
Но Арехин распахнул заднюю дверь, залез, сел и поманил остальных.
– Неужели… Неужели это ваше авто? – устроясь, а более успокоясь, спросил Оболикшто.
– Нет. Одолжил на время, – без подробностей ответил Арехин. – К дому купца Красинкова, – сказал он в переговорную трубку, нисколько не сомневаясь, что шоферу адрес известен.
Лютов присел на откидном кресле напротив, не решаясь стеснить Арехина и Оболикшто, хотя места хватало. На другом откидном примостился и неизвестный.
«паккард» тронулся аккуратно, едва заметно, но спустя несколько мгновений никакой лихач на дутиках не угнался бы за ним. Техника!
– Тут вот в чем дело, товарищ Арехин, – Оболикшто приободрился и дал понять, что его нисколько не подавляет великолепие «паккарда». – Бандитизм сейчас, конечно, большой. Большой, но в общем-то понятный. Классовая ненависть, нехватки, мало ли что. И убить могут запросто ради сапог, часов, куска хлеба даже. Квартиры грабят, случается. Иногда с озорством.
Но последнее время кто-то совсем с цепи сорвался. Не просто убьет, а непонятно. Все в квартире на месте, ничего не взято, даже то, что на виду, и что спрятано, тоже цело – золото, мануфактура, да мало ли какого добра у людей осталось. Только в убитом – или убитой, он не выбирает, – крови в теле почти не остается. И обязательно головы нет. Аккуратно так отрезана, силы убийца невероятной, и инструмент имеет острейший, вроде глотины, не иначе.
– Глотины?
– Ну да, что французских буржуев глотала, королей всяких, принцесс, графьев. Острая, саморубная. Чик – и граф без головы. Понятная для народа агитация. Только глотина большая была, с комод, и высокая, не утаишь. Здесь же маленькое орудие. Может, сабелька острейшая. Потому как опрашивали людей – никто ничего необычного не видел.
«Паккард» остановился у большого шестиэтажного дома.
– Он самый, – сказал неизвестный.
Неспешно вылезли из автомобиля. Не сколько езда понравилась, хотя и это тоже, сколько не хотелось возвращаться в обычный мир. Мир, где на пятом этаже дома купца Красинкова лежит обезглавленный труп.
Неизвестный уверенно провел их мимо
