плакала вместе с ней, пока рукава моего платья не промокли от наших слез.
Когда Труда наконец появилась на тротуаре, она встала как вкопанная, увидев представшее перед ней зрелище. Я глубоко вздохнула и приготовилась выпалить заранее заготовленную речь, которая должна была убедить сестру. Но Труда стремительно направилась к крыльцу. Теперь ее шаги были быстрее, подбородок – высоко поднят, взгляд решителен. На миг я испугалась, что она собирается нас прогнать, особенно в тот момент, когда она обошла нас и открыла входную дверь. Но Труда остановилась на пороге и мягко произнесла:
– Ну что, пойдем, малышка? Нужно приготовить тебе постель.
– Вы возьмете ее к себе? – удивилась я.
– Конечно, мы возьмем ее, – сухо отозвалась Труда. – Эмилия теперь наша дочь. Правда, Матеуш?
Тот просто наклонился, подхватил Эмилию на руки и стал укачивать, словно младенца, точно так же, как в тот день, когда привел ее из города. Она была слишком взрослой и слишком большой, чтобы ее можно было носить таким образом, но все равно уютно устроилась в его больших руках.
– Тебе нужно, чтобы я проводил тебя домой, Алина? – спросил Матеуш. – Я могу, но тебе придется подождать, пока мы уложим Эмилию. Или ты можешь уйти сейчас и будешь дома до темноты.
Эмилия прижалась лицом к плечу Матеуша и обняла его за шею, и внезапно я почувствовала себя незваным гостем в этой совершенно новой семье, которую я каким-то образом помогла создать. Я покачала головой и еще раз посмотрела на сестру.
– Спасибо, – прошептала я. Меня переполняли благодарность и облегчение. Рыдания сорвались с моих губ, и я лишь повторила: – Спасибо вам!
Труда, как обычно, была смущена моим открытым проявлением эмоций. Она нетерпеливо отмахнулась от моей благодарности, но ее глаза жадно впитывали эту картину – Эмилия в объятиях ее мужа.
– Иди домой, – тихо произнесла Труда. – И пожалуйста, Алина, будь осторожна. Надеюсь, я в последний раз вижу, как ты бродишь по городу в одиночку. Это теперь совершенно небезопасно.
Я бежала всю дорогу, вверх по тропинке, через лес к холму и вниз, к дому. К тому времени, когда я добежала, уже сгущались сумерки, и я была совершенно измучена. Мои братья загоняли животных в сарай, и мы обменялись взглядами, когда я вошла в ворота. Глаза Филипе были красными, как будто он плакал весь день.
Когда я распахнула входную дверь, обнаружила, что мама и папа стоят у обеденного стола, их руки сцеплены под ним, будто они его сдвигали. В этом не было никакого смысла – наша мебель всегда стояла на одном и том же месте, сколько я себя помню. Я встряхнула головой, как будто у меня была галлюцинация: еще одно бессмысленное событие за день, который был кошмарно сюрреалистичным, но образ не исчез.
– Что вы делаете?! – выпалила я. Мама, прищурившись, пристально посмотрела на меня.
– Это тебя не касается, детка. Куда ты ее отвела? –
