ее, если она приблизится к нему? Или и то и другое, вместе взятое?
Данте пристально на нее посмотрел, словно догадывался о мыслях, блуждающих в ее голове, и начал расстегивать рубашку. Запаниковав, она спряталась за ширмой, чтобы не выставить себя еще большей дурочкой.
И как ей прикажете расслабиться, когда ее и полураздетого незнакомца отделяет только полупрозрачная ширма?
– Богиня… – выдохнула она. Разумеется, он не стал бы снимать все.
По-прежнему пытаясь расшифровать его предупреждение, Алесса намеренно отвлекала себя от воспоминания о полоске кожи, что навсегда запечатлелось в ее мозгу, и натянула самую просторную ночнушку из всех имеющихся.
Он совершил преступление. Возможно, уже пакует ее ценные вещи или дожидается, пока она уснет, чтобы размозжить ей голову. Алессе стоило заткнуться еще тогда, в переулке, когда до нее дошло, что он не тот герой, за которого она его принимала.
Какая-то нелепица.
Пока Алесса обходила ширму, у нее на языке вертелись слова «убирайся прочь», но он исчез.
Главная дверь была закрыта. Ванная по-прежнему была погружена во тьму. А о его присутствии говорила лишь аккуратно сложенная рубашка, лежащая на краю стола.
Она осмотрела каждый уголок, даже взглянула на потолок, как будто Данте умел летать. Теплое дуновение защекотало затылок, и она резко обернулась, но за спиной никого не оказалось.
Ветер изменил направление и теперь заносил запахи Саверио внутрь.
Балкон.
Данте стоял за дверями в низкосидящих на узких бедрах штанах и с кинжалами, все так же торчащими из ножен по обе стороны талии. Он провел по рукоятям большими пальцами и отнял их, а затем снова повторил движение, словно проверяя, не растворилось ли оружие. Широкие плечи и мускулистая спина, на ринге казавшиеся золотистыми и полными дикой энергии, в лунном свете напоминали мрамор, что отливал серебром.
Он мог бы стать произведением искусства какого-нибудь скульптора: «Мужчина на балконе».
Данте напрягся, услышав вдалеке какой-то звук: «Мужчина на балконе, готовый к бою».
Постепенно его плечи опускались, руки разжимались, а грудь продолжала медленно вздыматься, как если бы он велел себе расслабиться, не торопясь, по чуть-чуть. Данте шагнул вперед, но остановился, слегка качнув головой, словно не доверял простирающемуся перед ним небосводу или боялся, что свобода – это ловушка. Потерев затылок, он почти развернулся, но продолжал через плечо смотреть на город.
Алесса в мгновение ока сбежала, пока он не превратился в «мужчину на балконе, который заметил, что ты на него пялишься».
Он спал на полу кладовки в таверне. Уж одну ночь достойного отдыха она ему обеспечить сможет. Очевидно, что ему сполна хватало борьбы с собственными демонами, и она точно не входила в их число.
Кроме того, это всего на одну ночь.
Двенадцать
Anche in paradiso non è bello essere soli.
Нет худшей пытки, чем одиночество в раю.
Алесса лежала в гробу.
Не
