серость бедноты.
Пионерский заброшенный лагерь
Пионерский заброшенный лагерь.
Спит в иголках фонтан подо мхом,
Облупились железные флаги,
Поросли корпуса лопухом,
Разлеглись по земле кирпичами.
Травы семя посеют в стене.
Разлетелось тряпьём, кумачами
Знамя красным старьём по стране.
По аллее к просевшей столовой
Лес на свой прорастает манер.
Постаментом в аллее сосновой
Дует в горн без ноги пионер.
Он такой же, как я, здесь ненужный.
Птицы дикой вечерней галдят.
Что ж ты, брат мой, ветрами контужный,
Где девался твой бравый отряд?
Порассыпался ворохом пыли?
Детства кончилась хрупкая ось?
Я не знаю, но мне говорили,
Что в Союзе неплохо жилось.
Ходят в мире ещё пионеры,
Постаменты – такие, как ты.
Нет, не призраки, не лицемеры,
Просто дети эпохи, мечты.
Потерявшись в миру, словно тени,
Потерявшие старую мать.
Ну а мне любо здесь, в запустенье,
Что со мной не стряслось вспоминать.
Вот дом, вот двор
Вот дом, вот двор. Здесь прожил двадцать лет
Мятежный дух мой детский и колючий.
Подъезды, сад, гараж, за ним кювет,
Всё там же кошки белые мяучат.
Эпохи прошлой скошенный фасад
Разбитый и обшарпанные виды.
Кирпич столетний, буро-полосат
Под пылью, как под времени эгидой.
Всё тот же знак «пацифик» на стене,
Чуть посветлел на бойлерной, но всё же
Остался жив, чтобы напомнить мне
О том, чтоб я не выцветала тоже.
Сосед немой, что с детства мне знаком,
Как раньше неизменно брови хмурит,
Выходит из подъезда босиком
И долго очень курит, курит, курит.
Он отсидел, вернулся и опять
Коптил, смолил размеренно, тягуче.
Казалось мне, что вот, ни дать ни взять,
Из-за него над полем вечно тучи.
Дорожное
Сонность, огни электрички,
Старый потёртый рюкзак.
Может, всё то с непривычки
Жить по-людски, или так
Просто, любя переезды,
Грызть путеводную нить,
Чтобы не серость подъезда,
Чтобы на месте не гнить.
Спит контролёр у окошка,
Рядом охранник уснул.
Месяц запрыгнет, как кошка,
В окна вагона и в гул
Тамбуров грязных
