для ее аккуратной головки. На ошейнике поблескивала серебряная подвеска – египетская фигурка-кошечка. На пышку она была ничуть не похожа, но Сейди была совсем маленькой девочкой, когда давала ей имя, так что не стоит слишком придираться.
Сейди с лета тоже не слишком изменилась.
(Сейчас, когда я говорю это, она торчит рядом и внимательно слушает, так что я постараюсь выбирать слова как можно осторожнее.)
Вы бы ни за что не подумали, что она моя родная сестра. Во-первых, Сейди так долго прожила в Англии, что теперь говорит с британским акцентом. Во-вторых, она пошла в нашу маму, так что кожа у нее гораздо светлее моей. Волосы у сестры прямые, цвета карамели, – не то чтобы белокурые, но и не темные, и она обычно окрашивает отдельные пряди в какие-нибудь яркие цвета. В тот раз у нее было несколько красных прядей слева. Глаза у Сейди синие. Нет, я серьезно: по-настоящему синие, совсем как у нашей мамы. Ей всего двенадцать, но ростом она уже догнала меня, что, честно говоря, ужасно бесит. В тот момент она, как всегда, жевала жвачку, и хотя собиралась провести день с отцом, вырядилась, как на крутой рок-концерт: в драные джинсы, кожаную куртку и армейские ботинки. На случай, если с нами окажется уж очень скучно, на шее у нее болтались наушники от плеера.
(Отлично, она даже не попыталась меня поколотить, значит, ее портрет я нарисовал неплохо.)
– Наш самолет задержали, – сказал я.
Сейди молча выдула пузырь из жвачки, потрепала Пышку за ушами и ссадила ее на пол, прокричав бабушке от двери: «Бабуль, я пошла!»
Бабушка что-то ответила ей из недр дома, я толком не разобрал. Скорее всего, «Не пускай их на порог!».
Сейди закрыла за собой дверь и уставилась на меня с таким омерзением, как будто я был дохлой мышью, которую приволокла ей кошка.
– Значит, опять ты.
– Угу.
– Ну ладно, пошли тогда, – вздохнула она обреченно. – Куда ж деваться!
Вот такая у меня сестренка. Никаких тебе «Привет, как ты провел эти полгода? Рада тебя видеть!» или что-нибудь в этом роде. Но я особо не расстраивался. Когда видишься всего-навсего два раза в год, родственные отношения не особенно складываются. У нас и впрямь не было ничего общего, кроме родителей.
Мы потащились вниз по лестнице, и я размышлял о том, как занятно от нее пахнет – домом, где живут старики, и одновременно жвачкой, как вдруг она резко остановилась, и я чуть не впечатался ей в спину.
– Это еще кто? – спросила она.
А я уже почти и забыл про того мужика в длинном пальто. Они с отцом торчали на противоположной стороне улицы возле засохшего дерева, и еще издали было видно, что они всерьез ругаются. Отец стоял ко мне спиной, так что его лица я не видел, но руками он размахивал очень возбужденно. А тот, второй, в ответ хмурился и качал головой.
– Без понятия, – отозвался я. – Он уже был здесь, когда мы подъехали.
– Кажется, я его уже где-то видела, – буркнула Сейди и нахмурилась, как будто пытаясь что-то вспомнить. – А
