орало о себе, Илья сам перед собой делал вид, что «так не бывает» и обшаривал площадку дальше. Обошел каждый ее миллиметр, заглянул под все ящики и ведра, переворошил мусор. И не восторг, не облегчение почувствовал, а ужас, липкий и глухой, на грани паники, когда за трубой увидел гильзу. Она лежала в самом дальнем углу, сливалась с плинтусом, и если бы не слабый блеск металла, Илья ее бы не заметил.
Он поднял гильзу, обдул, вытер той самой тряпкой, покрутил в руках. Калибр, вроде, «девятка», самый обычный, это ни о чем не говорит. Если это трассер, то на кончике пули была зеленая маркировка, если нет… Если это не трассер, то в Макса стреляли дважды. Возможно, он был убит первым выстрелом, а вторым машину просто подожгли, чтобы замести следы. Но это вряд ли, экспертиза все равно выявит огнестрельное ранение, куда бы пуля ни попала. Если стрелял профи, то целился он в голову, и стрелял, наверняка, из бесшумки, поэтому выстрелов не было слышно. Странно, что он столько следов оставил – тряпка, гильза, ящик как бруствер… Работал неаккуратно, или торопился, или спугнул кто?
В кармане зазвонил мобильник, да так резко, что Илья едва не выронил гильзу. Зажал ее в кулак, вытащил телефон, глянул на экран: это звонил отец.
– Ты где? – ровным голосом спросил он, Илья соврал что-то насчет похода в магазин, и вранье снова прокатило, отец поверил.
– Я скоро буду, – сказал он, и отбился. Илья глянул на гильзу, на телефон, снова во двор, и побежал по лестнице вниз. Хватило пары минут, чтобы решить – отцу он ничего не скажет, по крайней мере, сегодня. Не скажет, пока сам во всем не разберется, но теперь точно известно одно: Макса убили.
И всю неделю после жил, как в бреду, чувствовал, как сознание раздваивается, и поделать с этим ничего не мог. Он помогал отцу и Ольге, куда-то ездил, договаривался, платил, а в голове крутилось одно – что делать? Что теперь делать с этой гильзой, тряпкой и ящиком, будь они неладны? Сказать отцу – не сказать? Он же полковник в отставке, он «за речкой» служил, у него друзья-сослуживцы еще при должностях, они подскажут, помогут… Или нет, лучше не надо? Вдруг, он ошибся, напутал, сделал что-то не то, вдруг, это повредит Максу даже сейчас? Или сказать?
От этих мыслей, короткого сна, в окружении с трудом, но справлявшихся со своим горем близких Илья к похоронам выглядел не краше зомби, впрочем, остальные были не лучше, поэтому на него внимания не обращали. Черная круговерть захватила их всех, заволокла разум туманом, притупила чувства и память заодно. Илья смутно помнил похороны, закрытый гроб, похудевшую, на себя не похожую вдову Макса, его коллег, тестя с тещей, друзей отца. Илья точно в этом всем и не участвовал, а стоял поодаль, и видел все со стороны, в том числе и себя самого. Ощущение было поганым донельзя, и заглушить его не находилось никакой возможности. Люди казались ему на одно лицо, да и говорили они одно и то же, соболезнования и прочие, ненужные, но обязательные в таких случаях слова. Запомнился лишь один, высокий, поджарый, как охотничий пес молодой
