Убивать слабых. Как это по-содомски. В их религии выживает сильнейший. Поэтому детям, старикам и больным в таком мире нет места. – сказал очутившийся рядом Вилет.
– Нет места? А сильным здесь есть место? Ты вроде как неслабый.
– Да. Ты прав. Наше положение не лучше. Но, мы живы! А значит еще есть надежда.
Люди шли как заведенные, разговоры стихли, все старались сохранить скорость движения, что на жаре было затруднительно. Тяжелые оковы давили и натирали руки и ноги. Иногда погонщик хлестал над головами, подгоняя, но пока никто не отстал.
Пейзаж был бы прекрасен, и им можно было бы любоваться, если бы не положение раба. Однако Безымянный погрузился в себя. Картинки приходили и уходили, и постепенно он стал слышать голос. Негромкий, идущий как будто изнутри: “Здесь, внутри себя – ты свободен. Никто не сможет изменить твои мысли, твое отношение”.
Безымянный внял словам голоса и подумал:
“Я свободен. Внутри, здесь, я свободен. Они не могут залезть мне в голову. Я сам решаю, что думать. Поэтому я выбираю думать о свободе. У них есть мое тело, но моя душа принадлежит мне, мой разум от них закрыт. А тело я смогу освободить. А сейчас? Сейчас это просто прогулка. Мы просто идем гулять”.
И после этих слов Безымянный почувствовал себя лучше. К отсутствию голода и жажды теперь прибавилась легкость движений. Оковы перестали натирать, стил почти невесомыми. И даже зрение улучшилось – он увидел впереди вдоль дороги кресты с телами людей, изъеденные воронами. Было даже непонятно, кто это – мужчина или женщина, так обезображены и обглоданы были трупы. Поравнявшись с ними, рабы невольно замедляли шаг, озираясь по сторонам, но хлыст щелкнул прямо над головой Вилета. Тот как и остальные вздрогнул и увеличил темп. Погонщик крикнул:
– Это беглые рабы! Запомните, собаки, каждый, кто захочет сбежать, или дотронется до госпожи без ее разрешения, или до любого другого свободного гражданина Содома, будет так же распят на кресте, если, конечно, выживет после 20 ударов плетью. Пошли! Пошли!
Ускорив шаг, они прошли мимо солдат, прибивавших очередную жертву к кресту. Солдат не торопясь вбил гвоздь в правую руку, перешел к ногам. Первый удар и из-под гвоздя полилась кровь. Девушка вскрикнула. Снова удар, вскрик, удар, вскрик, но уже не такой сильный.
Безымянный рванул цепи, но не смог их разорвать. Дернулся было к девушке, но Вилет крепко сжал его плечо.
– Не глупи. Ты один ничего не сделаешь. Ты в оковах и один. А среди наших врагов не только солдаты с оружием, но и богиня. А может еще и колдуны. Нас порвут. Терпи.
Рабы шагали мимо. Безымянный повернул голову налево, наблюдая за девушкой. Она страдала, закрыв глаза, кричала, но не видела его. Наконец, ее крики стихли где-то позади. Вот только еще долго ее образ будет ему являться наяву. Как и тысячи других убитых, искалеченных и замученных рабов, которых он не видел, но жизни которых каким-то образом проникали в его разум картинками и вдруг увидел Эсфию. Только двигалась она словно по воздуху,
