их название и, ни при каких обстоятельствах невозможно было установить их первоначальный цвет. Велосипед был ржавым с протертым до лоскутов седлом и многократно заклеенными шинами в колесах, которые постоянно сдувались и требовали подкачки древним ручным насосом с дырявым шлангом.
При этом, когда я сломал старую папину хоккейную клюшку, то получил от него шикарный увесистый подзатыльник, навсегда отбивший во мне любовь к хоккею и, соответственно, погасивший в моем лице будущую звезду этого вида спорта. Сломанная на уроке физкультуры лыжа, одним своим присутствием на мне доводившая до истерического смеха моих финансово более успешных одноклассников, наложила печать запрета личных мыслей о карьере успешного лыжника. А постоянно требующий ремонта велосипед наконец-то был украден кем-то, кто позарился на этот раритет, чтобы либо пополнить им свою коллекцию антикварных вещей, либо, что и оказалось на самом деле, сдать его в пункт приема металлолома. За это я тоже получил по шее от отца, проучившего меня набором фраз об отсутствии во мне уважения к семейным ценностям и способности дорожить его подарками, считавшимися очень и очень ценными. Любимое, но несколько затратное развлечение подавляющего большинства моих одноклассников из-за стоимости оборудования к нему и называемое компьютерными играми, тоже не близко лежало к моему телу, хоть и было востребовано душой. Наш старенький, довольно потрепанный, уже не раз сдававшийся в ремонт компьютер, когда-то осиленный, что само по себе невероятно, нашим семейным бюджетом, редко оказывался в моем распоряжении. Как правило, его оккупировал папа, подолгу проводивший время на просторах боевых сражений, скованный виртуальной танковой броней. И все члены семьи не трогали и не беспокоили его в это время, прекрасно понимая, что игровой мир заменяет ему сон между суточными дежурствами на работе.
Потом, когда глава нашего семейства томился в непосильном труде, зарабатывая на хлеб всем нам неблагодарным ему, место за монитором занимала мама, всецело отдававшаяся просторам социальных сетей, где обитали ее многочисленные подруги, старые и новые, бывшие и настоящие, когда-то позабытые и недавно появившиеся. А на мою скромную просьбу о долгожданном допуске самого меня к домашнему компьютеру, с заверениями о сделанных уроках, о помытой на кухне посуде и о благополучном завершении еще каких-то многочисленных дел, я получал, как правило, строгий отказ. Мотивацией к нему обозначалась крайняя степень маминой усталости на работе и в домашних делах, помощи в которых ей ни от кого не было. А когда я начинал робко бормотать на это, что едва осилил несколько этапов той самой помощи, реализовавшейся и в мытье посуды, и в вытирании где-то пыли, и подметании пола на кухне, и в транспортировании мусора, то получал повторный отказ, в виде вполне обыденных и дежурных фраз:
– С сестрой поиграй. Еще уроки поделай. Бабушке помоги.
Кстати, бабушка тоже не отказывала себе в удовольствии провести время за компьютером, бороздя просторы нескольких социальных
