мудрецов.
Придворные, расступившись, вновь сомкнулись за узкой спиной наследника. По полу волочились их длинные шелковые одежды с золотой вышивкой – цветами, танцующими фениксами и драконами, переливались парчовые мантии, отороченные соболем и серебристой лисой; сверкали ожерелья из драгоценных камней и крупных жемчужин, вспыхивали алмазные застежки; на круглых шапочках покачивались резные нефритовые подвески и вздрагивали высокие султаны из перьев павлина и зимородка.
Среди этого великолепия и непомерной роскоши бросались в глаза скромные одежды астрономов и старый походный чапан Сугату-нойона.
Позади всех, заложив руки за пояс и сощурив холодные зеленоватые глаза, стоял огромный и сутулый начальник монгольской стражи, темник Кагатай.
Нукеры распахнули двери в южной стене зала и, стукнув древками копий, замерли.
Придворные, полководцы, ученые и астрологи опустились на колени и прижали лбы к полу.
Хубилай вошел, прихрамывая. Он сел на трон, побарабанил пальцами по головам золотых тигров и поманил распорядителя.
– Пусть поднимутся, – сказал он, усмехаясь, и сделал знак Айсе, стоявшему позади трона.
Айсе подошел к наследнику Чингису и почтительно предложил ему занять место рядом с великим ханом. Царевич, лизнув отцу руку, сел на верхнюю ступеньку тронного возвышения.
Хубилай похлопал его по спине и махнул рукой толстяку китайцу.
– Тянь-цзы изъявляет своим преданным слугам высочайшее благоволение. Остаться приказано: господину главному казначею, советнику Ахмеду; господину Циньго Гуну, советнику Айсе; блистательному водителю наших непобедимых воинов Сугату-нойону; отважному и преданному начальнику тумена «бесстрашных» Кагатаю; отважному и преданному начальнику китайского тумена Ван-Чжу; разведчику великого хана господину Марко и с ним господину Никколо и господину Маффео; заведующему непрестанным согласием с небесами, почтенному Го Шоу Гину и его помощникам.
Распорядитель, отдуваясь, умолк. Все придворные опять опустились на колени и, следуя старинному обычаю монголов, прокричали:
– Великий хан приказывает – мы покоряемся!
После чего распорядитель, покраснев от натуги и как бы придя в высшую степень восторга, пронзительно завопил:
– По воле вечного неба и по великой его милости к нашему государю да будет благословенно имя хана и да помрут и исчезнут все ослушники!
Придворные поднялись, почтительно сложили руки на животе и, пятясь мелкими шажками, покинули зал. Остались только те, кому было приказано.
– Подойдите ближе, – сказал Хубилай. Он кивнул писцам – уйгурам и китайцам, чтобы они усаживались за столики со своими каламами, кисточками и бумагой.
Все документы
