style="font-size:15px;"> – Решил, что не стоит?
– Конечно. За половину тех денег, в которые она оценивает свои дряхлеющие креативные способности, я на месте найду молодого дизайнера с фейерверком современных идей. Но давай все-таки пообедаем, раз уж пришли. – Он открыл меню. – Возможно, однажды в жизни следует узнать, что такое соус для молодой капусты с ореховым велюте и трюфелем на топленом индийском масле гхи.
Ирония по отношению к интерьерам была, может, и уместна, но Дом культур считался модным заведением явно не случайно. Повар в открытой кухне управлялся со сковородками виртуозно, музыка звучала ненавязчиво, зал быстро заполнялся симпатичными, просто и со вкусом одетыми людьми, заказ принесли без промедления, и еда оказалась приготовлена так хорошо, что это даже Борис признал.
– Я действительно не знаю, хорошо или плохо, что здесь вот так, – сказала Соня. – И что много где в Москве вот так. Я об этом просто не думала.
– Ты счастливый человек, – усмехнулся Борис. – Начисто лишена социального чувства. И всегда такая была.
На этих последних словах он замолчал, будто запнулся. Она поняла почему. Неделя, которую Борис намеревался пробыть в Москве, подходила к концу, они виделись каждый день, и хотя он больше ни разу не был у Сони дома, а она даже не знала, где он остановился, – их общее прошлое поднялось в эту минуту перед ними, как огромный кит поднимается из глубины океана, и показалось не прошлым, а почти настоящим.
– Боря! – вдруг услышала Соня. – Ну надо же! А говорят, ты уехал!
Она вздрогнула. Вряд ли что-то могло напомнить о том прошлом нагляднее, чем человек, с картинно распахнутыми объятиями идущий к ним между рядами белых столов.
Его Соня не видела за все эти годы ни разу, но, в отличие от первой с ним встречи в буфете Музея Пушкина после записи «Культурной революции», давно уже знала, как его зовут и кто он такой. Михаил Антонович Дерюгин был известным человеком еще во времена ее работы в Издательском доме Шаховского. Теперь же она видела его на экране каждый раз, когда включала телевизор, то есть буквально каждый. И не в передачах канала «Культура», а в политических ток-шоу, одно из которых он даже вел. В содержание этих передач она не видела смысла вникать не из отсутствия социального чувства, а просто оттого, что после пяти минут просмотра голова у нее начинала гудеть от истошных криков и злобных угроз, из которых эти шоу сплошь состояли. Дерюгина там представляли как директора национального института мировой экономики. Название звучало, на ее вкус, бессмысленно, но на вкус других людей, наверное, солидно.
Он подошел к их столу и сел на свободный стул. Показалось, что не прошло почти двадцать лет с их первой встречи. Соне почему-то стало от этого не по себе.
– А ты по-прежнему в Москве, и все та же красивая девушка с тобой, – с непонятным удовлетворением произнес Дерюгин.
Тоже, значит, вспомнил ту встречу в буфете, бесконечно давнюю, и тоже так, будто она была вчера. Хотя он-то наверняка встречался с Борисом и после, и не раз: в медиа Шаховского
