и прочая- прочая чепуха. Когда дверь за ними закрылась, по моей щеке пробежала слеза. Не то, чтобы мне было грустно, просто мне всегда тяжело давались минуты одиночества. Внутри начинало что-то сжиматься, может быть, это было моё сердце? Я знал, что вскоре кто-то вернётся, но в глубине души я боялся, что этого не случится. Они не придут ко мне, не вернутся домой. А я так и останусь сидеть в этой тесной клетке, из которой не было выхода.
Чтобы успокоиться, я расчистил папку, создав ещё несколько в ней. Отдельную папочку под глупые снимки с Мэдс. Другая папка с моим лицом, где я когда-то вёл свой якобы видео-дневник. Третья – снимки моих «моделей». Четвёртая – природа. Пятую я оставил пустой, нужно было лишь придумать, что поместить в неё.
Я прослушал последнее сообщение, пришедшее на домашний телефон, и узнал, что завтра к нам на ужин должна заявиться моя двоюродная бабушка. Мои старики уже давно были в раю, и я был слишком мал, чтобы сообразить хоть что-то, но некто продолжал рассказывать мне об их смерти. Ни один момент своей жизни я не помню так ярко, как тот самый год. Даже вчерашний день, прошедшее Рождество или рождение Бек не были настолько значимыми и глубокими.
Я допил последние капли водки и выбросил бутылку в соседский мусорный бак, пару секунд посмотрел на чужие закрытые шторы. Если и они умрут, то никто не узнает о их смерти, пока по району не разнесётся запах разложения. Порой одиночество имеет и такие неприятные минусы.
Вечером, когда стемнело, на моей криво заправленной кровати валялась Мэдс и крутила в руках моего самодельного робота. Я сделал его в одиннадцать из железных банок. Я сидел на подоконнике, распахнув белые французские ставни. Она всегда говорила, что снаружи мой маленький дом похож на дом из итальянских романов. Мама бы запищала от радости, услышав это, но я никогда не передавал ей этих слов, потому что маме никогда не нравилась Мэдс. Однажды она сказала, что я должен выбирать друзей с умом, я весь заискрился в тот момент, не знаю, что на меня нашло. Мы поругались, а после мама призналась, что видела Мэдс на парковке с сигаретой в руках. Меня всегда поражала некоторая логика. Почему-то многие взрослые автоматически считают человека плохим, если у того есть вредные привычки. К чёрту характер, человеческие качества…
– Помнишь ту яму? – спросила она, опрокидывая голову назад. Я понимал, о чём она говорит, но я покачал головой.– Уолтер, не прикидывайся дурачком, тебе то не понимать, – я пожал плечами, продолжая болтать ногами, высунутыми из окна.– Яма с трупами в старой мельнице.
Старая мельница находилась рядом с городом, совсем рядом с той поляной, где мы сегодня отдыхали. Но её всегда было сложно найти, потому что вход был завален старыми ветками, досками, а тропинки уже заросли высокой травой. Говорят, что рядом с ней есть несколько ям, уходящих глубоко в землю, залитых водой и совсем скрытых от посторонних глаз всяким хламом. Легко можно провалиться, если не прощупать дорогу палкой. В общем, то ещё болото.
– А-а, понял, – равнодушно
