раннего утра прополкой занялась. Заботливый муж взял вилы и принялся перетаскивать сорняки в компостную яму. Анастасия граблями подбирала мелкий травяной сор, который не подхватывался вилами. Очень скоро вокруг грядок стало чисто.
Ефим поставил на место вилы. Анастасия поставила грабли и, подбоченившись, осмотрела огород:
– Ну, наконец-то мы с этими сорняками разделались. Теперь бы клубнику привести в порядок, и будет полный ажур.
Ефим спросил:
– Баньку будем топить сегодня?
– Затопишь, так попаримся. Кто ж откажется?
– Пойду посмотрю сколько воды в баке, а ты отдохни. Вишь, работу какую провернула! Приляг.
Банька была небольшая, а вот предбанник вмещал в себя стиральную машину, стол для глажения белья и большой диван, на котором можно было отдохнуть, выскочив из парилки.
Больше всего из всех забот Ефиму нравилось топить баньку. Он не любил приходить в уже готовое удовольствие. Нужно было пережить весь процесс пошаговой подготовки, начиная с наполнения водой всех имеющихся емкостей.
Дрова для баньки брались только хорошо просушенные. Ефим складывал их аккуратно в топке, поджигал лучиной, отщепленой от одного из полешек, и сидя на полу, наблюдал, как огонь разгорается.
За маленьким окошком стучали о стекло бабочки, рискуя попасть в паучью сеть, растянутую в одной плоскости со стеклом. На ветках акации, растущей возле бани, трещали лопающиеся созревшие стручки, выкидывая семена. Кудахтала курица, зазывая шумных цыплят поактивнее склевывать жуков и червяков, которые оказались на поверхности земли после нескольких уверенных движений цепких куриных лап.
Все то, что казалось мелочью в этой жизни, по сравнению с тем, что планировал человек, создавало атмосферу, вдохновляющую человека что-то планировать и создавать.
Ефим ловил каждое движение жизни, каждое ее дыхание в том, что было незаметным, но от этого не было незначительным. Многие, считая важные мелочи не серьезными, проходили мимо, теряя нить, связующую все аспекты бытия в одно полотно, от этого теряя ощущение счастья в ими же созданных прорехах своего равнодушия, невнимания, торопливости, желания взять то, что можно потрогать, не отвлекаясь на невидимое.
Становилось все более редким и изысканным искусство удерживать эту нить счастья.
Что же для Ефима Лукьяновича было внутренней гармонией? Почтение и осторожное отношение к живому и скромная оценка самого себя, через понимание абсолютной неспособности вдохнуть жизнь в творение своих рук.
Дрова потрескивали, Ефим убедился в том, что печка в бане растопилась и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Запах дымка разнесся над домом и огородом, даря труженикам села сладкое напоминание о том, что рано ли, поздно ли, но день закончится вечером с его отдыхом и досугом.
Ерофей вернулся с купания только к уже наступившему вечеру. Отец с матерью сидели в главной комнате дома за большим круглым столом и сортировали семена по пакетикам.
