открыто и прямо обратиться к человеку, столь высокопоставленному, и рассказать ему все, как было… Я уверена, что он мне поверит… голос правды не обманывает…
– Это очень разумно и дельно задумано! Вы одним выстрелом убьете двух зайцев, как говорят… или, лучше сказать, одно доброе дело послужит восстановлению истины в обоих случаях!.. Вы разом развеете гнусную клевету и освободите честного малого!
– Ну вот я и повеселела, ожидая столь блестящую перспективу! – смеясь, воскликнула Адриенна.
– Да ведь и все в жизни зависит от того, как взглянуть на вещи! – философски заметил доктор.
Адриенна не имела ни малейшего понятия о сущности конституционного правления[167] и власти его администраторов. Она слепо верила доктору и ни на минуту не усомнилась в том, что он ей говорил. Поэтому она радостно продолжала:
– Какое счастье! Значит, когда я поеду за дочерьми маршала Симона, я смогу успокоить бедную мать кузнеца, которая, быть может, теперь смертельно тревожится, напрасно поджидая сына?
– Конечно, вы будете иметь это удовольствие, – улыбаясь, сказал Балейнье. – Мы так будем упрашивать и так заинтересуем министра, что он даст вам возможность сообщить бедной старухе об освобождении сына из тюрьмы еще до того, как она узнает, что его туда посадили!
– Какой вы обязательный и добрый! – говорила Адриенна. – Право, если бы дело было, не настолько серьезно, я бы посовестилась отнимать ваше драгоценное время… Но я знаю ваше сердце…
– Я ничего так не желаю, как доказать вам свою глубокую преданность и искреннюю привязанность! – ответил доктор, затягиваясь понюшкой табаку. В эту минуту он случайно взглянул на улицу и сильно испугался, что девушка, несмотря на валивший густой снег, сможет увидеть освещенный фасад Одеона[168]. Ей могло показаться странным, как они попали к этому театру; поэтому Балейнье решил чем-нибудь отвлечь внимание Адриенны от дороги, по которой они ехали.
– Ах, Боже, я и забыл! – воскликнул он, как будто что-то вспомнив.
– Что такое, господин Балейнье? – с беспокойством отозвалась Адриенна.
Балейнье хитро улыбнулся.
– Я забыл про деталь, очень важную для успеха нашего предприятия.
– Что такое? – спросила девушка.
– Видите, дитя мое, у каждого человека есть свои слабости, а у министра их более, чем у всякого другого. У нашего, например, смешное пристрастие к своему служебному званию… Первое впечатление – самое важное… а оно не будет в вашу пользу, если вы не скажете при приветствии слов господин министр и притом как можно выразительнее.
– Ну, если дело за этим, – смеясь проговорила Адриенна, – то я готова называть его даже «ваше превосходительство». Кажется, так и полагается?
– Теперь нет… но это все-таки не будет лишним. А уж если вы сумеете ввернуть раза два «монсеньор»[169], то дело
Конституционное правление. – Имеется в виду правительство, сформированное в период Июльской монархии, конституционной монархии Луи-Филиппа (1830–1848), стремившегося, однако, не только царствовать, но и управлять. Смена министров была частым явлением.
«Одеон» – парижский театр, основанный в 1782 г. Дважды восстанавливался после пожаров. В 1841 г. стал вторым национальным театром. Назван по аналогии с афинским театром, построенным Периклом и предназначенным для исполнения музыкальных произведений.
«Монсеньер» – обращение, принятое по отношению к представителям высшей светской и духовной знати – принцам крови, кардиналам и епископам. Его употребление по отношению к министру правительства Луи Филиппа противоречит этикету и потому порождает некоторый комический эффект.
