style="font-size:15px;"> А будет он твёрже, чем клён, –
Воля, которой он наделён,
Не будет твёрже воли моей.
Щетинится его голова,
Но я, а не он – державы глава!
Не будет он станом, как я, широк!
А будет он станом, как я, широк, –
Не будет он саном, как я, высок,
Я – венценосный властелин!
Не будет раб равен мне,
Мне, чьим предком был Тимучин!
Мыслью я быстрей, чем он,
Сердцем я храбрей, чем он,
Шире, чем он, станом я,
Ибо рождён ханом я!
При входе его не поднимусь,
Не то опозорюсь повсюду я, –
Токтамышем не буду я!»
Хан-Сарай, исполненный благ,
Открывается поутру.
А над ним черноцветный стяг
Развевается на ветру.
И хан Токтамыш взошёл
На золотой престол, –
Приколола к престолу Джанике
Иголками ханский подол!
У Токтамыша – страна под пятой,
А над ним – попугай золотой
Разговаривает вслух.
Сорок знатных высоких слуг
Входят, кланяясь до земли,
Выпрямляясь, подобно струне.
Сорок первым, от них – в стороне,
Появляется Идегей.
Мужа встречая того,
Сам не замечая того,
С места вскочил Токтамыш,
Отодвигая престол!
Лопнул проклятый подол.
Иголок пронзительный треск,
Подкладки разорванной блеск
Сделали большим позор.
Потупил он ханский взор.
Он понял свою вину.
Он понял свою жену.
Обида пронзила его насквозь.
Он лёг на постель – ему не спалось.
Три ночи не мог он заснуть,
И очи не мог он сомкнуть.
Ласкаясь к нему, Джанике
Сказала в четвёртую ночь:
«Гони уныние прочь,
Расстанься с тревогой ты
И рану не трогай ты.
Если воля его твёрже твоей,
Мы сделаем волю слабей.
Если сердце храбрей твоего —
Уничтожим отвагу его.
Снова к нам Кубугыл придёт,
Подадим ему сладкий мёд.
Мы в нём тоже усладу найдём:
В медовину мы яду нальём.
Друг он, враг ли – сразу поймёшь.
Если он, обнажив свой нож,
Взметнёт его вверх остриём,
Прежде чем выпить мёд, —
Окажется он врагом.
Взметнёт его вверх черенком, —
Мы другом его назовём.
Не горюй, мой хан, соверши
Испытанье его души,
Мне
