style="font-size:15px;"> Если сядет – не сможет слезть.
И тогда гонец Баймурат
Без певца вернулся назад.
Токтамышу сказал Кин-Джанбай:
«Из далёкой стоянки мудрец,
С величавой осанкой певец
На коня верхом не может сесть,
А если сядет – не сможет слезть.
Владыка мой, ласку окажи,
В золотую коляску прикажи
Шесть коней вороных запрячь.
Цветами осыпать прикажи,
Оглобли украсить прикажи,
Пуховики положить вокруг
И посади двух своих слуг.
Отказаться сумеет ли тогда,
Не приехать посмеет ли тогда?»
Токтамыш эту ласку оказал.
В золотую коляску приказал
Шесть коней вороных запрячь.
Цветами осыпать велел,
Оглобли украсить велел,
Пуховики положить вокруг
И посадить двух своих слуг.
Шестиречья видны берега.
Входит с речью один слуга:
«В шубе красивой мудрец,
В куньей шапке певец!
Осанка величава твоя,
Не тускнеет слава твоя.
Сто девяносто пять лет
Ты глядишь на суетный свет.
Почестей достойный старик,
Ты в грядущее взором проник.
Мой повелитель Токтамыш
Приглашает тебя в свой дом.
Если ты в доме его погостишь,
Что же ты потеряешь на том?
Если ты дело его разрешишь,
Что же ты потеряешь на том?»
Исполнили слуги свой долг.
Опоясав певца кушаком,
Подвязав ему щёки платком,
Рот закутали в белый шёлк,
Чтобы голос певца не замолк.
Соком цветка намазав глаза,
Чтобы глаза не затмила слеза,
На руку положили алмаз —
Таков был ханский приказ.
В коляску старика посадив,
Клятву приняв, что будет правдив,
Рядом поставили костыли,
Старца к владыке повезли.
IV. О том, как Токтамыш-хан, выслушав песенное прорицание Субры, испытывал Идегея
Когда величавый певец,
Согнувшись, вошёл во дворец,
Великий хан Токтамыш
С почётом принял его.
Устроил он торжество.
Приглашение разослал
Старикам мудрейшим он.
Вызвать велел и старейшин он, —
Тех, что были мудры,
Повелел на Кук-Тубе
Белые поставить шатры.
Был окружён мурзами он.
Суровыми глазами он
Собрание оглядел.
Сказал: «Для высоких дел
Вас, мудрейших
