ушёл в самый тёмный угол мастерской. Однако, когда ресницы распахнулись, Она не стала искать юношу взглядом. Солнечные зайчики заиграли по потолку и убежали в проём двери.
– Ты меня ревнуешь? – спросила девушка.
– Я мог бы всё это прекратить одним движением, – горделиво ответил Принц. – Но Ты сама должна понимать, что поступать так со мной – нечестно.
– Почему? – удивилась Она. – Ведь свет на всех твоих полотнах.
– На холстах не он, а Ты, – возмутился несчастный влюблённый. – Свет мне нужен только для того, чтобы замешивать на нём краски.
– Вот видишь, – начала Она, но он перебил Её.
– Ну хватит! Ты прекрасно понимаешь, что без него в темноте масла не видны. Они не дают цвета, они серые. Иначе я никогда не стал бы связываться со светом.
– Птичка напела мне, что твои краски не видны днём, – надменно произнесла девушка. – Я вообще удивляюсь, кто покупает такие ненужные картины.
– Какая ещё птичка? Где Ты могла это слышать? – насторожился Принц.
– Ну, мало ли, – уклончиво ответила Она.
– Ну и пускай не берут! Им место здесь.
Он повернулся к стене и провёл пальцами по одному из полотен. Там тоже была изображена Она. Лицо и руки в омовении лунным светом. Свет ночи был иным. Он стекал с Её ладоней, просачивался между пальцами, словно жидкость. Лунному свету Она не открывалась и не отдавалась так, как солнечному. Он был живой влагой, соком звёзд, Её украшением. Солнечный же луч вторгался и вымывал. Юноше казалось, что из-за него девушка с каждым днём становится всё призрачней. Может быть, это и служило причиной того, что он не мог уже видеть Её в ночи. Искал напрасно не по Её наивной злобе, а от слабости.
– Он не пара Тебе, – прошептал Принц, хотя думал совершенно иначе. – Он заберёт Тебя совсем, вот увидишь.
– Ты сам свёл нас. Даже в картинах, – произнесла коварная кокетка. – Значит, мы из-за тебя стали парой, – Она зажмурилась и потёрлась щекой о шершавую поверхность луча.
Свет снова потёк внутрь Неё. Он проник под кожу и растворил остатки теней. Под закрытыми веками стали видны зрачки глаз, сияющие, словно драгоценные камни. Внутри Принца всё задрожало. Не упуская образа, юноша нащупал чистый холст, сел на корточки и дотянулся до лямки ящика с красками. Подтянул к себе, надел перчатку, чтобы не обжечься. Торопясь и путаясь, замешал цвета. Тут же принялся пальцем накладывать их на холст. Первый мазок улёгся мягким зигзагом плеч и засветился золотом. Солнечный ветер дыхнул с полотна. Ставни скрипнули, и поток света колыхнулся. Образ сбился. Луч был ярок, он даже в движении не имел изъянов. Но тело девушки было уязвимым. С каждым новым мазком движение воздуха усиливалось. Пыль, сорванная с насиженных мест, пронзала Её сияющую плоть и вихрилась внутри в сложном танце. Принцу казалось, что его любимая терпит боль. Он спешил, писал грубо. Иногда правил мазок второй – незащищённой
