в ваших делах ничего не понимаю, – прозвучало там же по-женски. – Разве не с Иваном ты хочешь об этом поговорить?
Ноготки снова зацокали по филёнке.
– Вадно. Гвавное я озвучив, – очнулся от раздумий Изя. Он вдруг засуетился, начал приглаживать бороду, застёгивать пиджак. – Подумайте каждый, чем нам всё это грозит.
– Ребята у нас умные, придумаем что-нибудь, – успокоил его Заг.
– Умными гововами хорошего не придумать. Кое-кому тоже напрячься придётся, – ввернул Изя. – Думаю, что до обеда управитесь. В два часа снова у меня. С планами и предвожениями. И этого, – Изя указал глазами на дверь, – в рамки поставь и на место верни.
Наша братия начала двигать стульями.
– Народ, не расходимся, – остановил нас Заг. – Захарыч, мне надо вводную дать. Можно останемся? Уходишь?
– Ну, останьтесь. Ключ себе забери потом, – сказал Изя. – Наум, пересядь куда-нибудь, – попросил он, освобождая дорогу в соседний кабинет.
Я поднялся вместе со стулом и сделал пару шагов вперёд на полусогнутых. Шеф прошёл мимо, сказал: «Быть добру» – и открыл дверь. Свежий поток воздуха ворвался в душное помещение и ознобом прокатился по влажной спине. В его прохладной стерильности отчётливо слышался приятный и лёгкий аромат с фиалковыми нотами. Мой нос подцепил эту весеннюю струйку и дал груди команду на глубокий вдох. Почти сразу мир перед глазами потёк и полетел куда-то вверх. Серое ковровое покрытие всплыло и набросилось на моё беззащитное лицо. Пол приближался сначала агрессивно и слишком быстро, а затем замедлился. Я видел на нём чей-то чёрный ботинок с истёртым шнурком. Башмак чуть повернулся на пятке, не желая быть посредником между хищным ковролином и моим лбом. «О как», – подумалось мне прямо перед тем, как я ударом в пол известил коллег о закрытии совещания.
Колокольчики
Солнечные лучи полосками нарезают подтуманенные тени леса. Мозг чист и свеж, как утреннее море. Изредка в воспоминаниях оживает ретроспектива возможного прошлого. Лёгкой рябью тревожится сознание, но беспокойство тут же растворяется в сонливой тиши. Наплывами приходит вечер накануне. Наверное, пятничный. Кажется, пили. Сейчас за спиной понимаю присутствие знакомых людей. Я не вижу их, но знаю, что они здесь. Сам стою босыми ногами в прохладной траве под тёплыми лучиками. Льняная рубашка расстёгнута до пупа. Груди тепло, спине прохладно.
Полянка убогая – не место для нормального отдыха, узкая полоса в дубняке. По её центру шишкастая тропа в две гряды. По обеим сторонам (в траве, на туристических ковриках и подстилках) люди. Да, проходной двор, а не полянка. Свет красит: сквозь вытянутое пространство по сложной диагонали поток косых лучей. По малому углу их наклона, по свежести воздуха понимаю: утро.
Сзади кто-то Стёпиным голосом спорит со мной молчаливым. К монологу присоединяется девушка. Голос приятный – распевный. Ослеплённый солнцем, я не слушаю их. Пытаюсь совместить рассудок с явившимся пейзажем. Не выходит. Забываю о расхождениях. Силюсь
