качаться из стороны в сторону, словно его метания были кому-то нужны. Да какой там «словно», конечно, были нужны. Несмотря на свои поистине дьявольские познания, инквизитор никогда не совершал магические ритуалы, никогда не вредил человеческой душе, его руки были замараны иным. И это не мешало ему с интересом следить за уверенным действом творящегося колдовства, что должно было помочь ему совершить очередной шаг на пути к цели. Зачем он пробрался в самое сердце этой обители зла, именуемой Лувром, спросите вы? По какой причине раз за разом наступал на собственную совесть, готовясь после оттирать обувь от дерьма. Увы, порой приходилось идти и на подобные жертвы, ведь… cum lupis vivere sicut lupus ululatus3. Эту простую истину, скручивая сердце, ему годами диктовала собственная кровь, что, замешанная на крови его невольной госпожи, парой капель влилась в таинственное варево, бурлившее в ретортах.
Филипп все сделал правильно, без малейшего промедления сплетая линии узоров, раскладывая ритуальные предметы. Впрочем, было видно некоторое смятение, словно опасаясь сделать что-то не так, юноша то и дело оборачивался, ловя прищуренный взгляд инквизитора.
– Как тебе моя работа, Антонио? Что скажешь, мне будет интересно узнать твое критическое мнение. – Филипп отвлекся от колб, поднося к лицу сушеные листья какого-то цветка.
– Вполне. Поздравляю, теперь совершенно точно тебя можно четырежды сжечь на костре, дважды четвертовать и, как бонус – посадить на кол.
Улыбка на лице Филиппа медленно угасала, перетекая в маску замешательства.
– Это как-то сурово. Неужели ничего нельзя было бы сделать?
– Ну, если б твое дело попало ко мне, то, пожалуй, можно было бы кое-что сделать.
– Фух… Антонио, я всегда знал, что ты великодушен к друзьям.
– Исключительно для тебя я бы поменял местами кол и костер. Лишние минуты жизни, пусть и с бревном в заднице, воистину бесценны.
Следующие полчаса тишину нарушал только лишь напряженный скрип мела.
Давно не бывавшая среди людей с тех пор как их небольшой отряд отплыл из Фигераса, что было, кажется, уже половину месяца назад, ей было странно вновь оказаться в большом городе. Одной. Одно то, что город был не проходным, начало подсказывать ей, что, возможно, шляться по степям в поисках предателя ей придется не так долго, как она планировала. Путеводная звезда, что, подогреваемая узами крови горела в ее груди, вела ее на север и подсказывала, что… она на верном пути. Город только просыпался, как водится, раньше всех начинали суетиться те, к кому всевышний был немилостив вне зависимости от того, в какое время суток они поднимались, потому, чем раньше начнешь добывать себе средства к выживанию в новом дне – тем лучше. Впрочем, вся эта возня по вонючим подворотням не взывала в ее воспоминаниях ничего, кроме горькой
С волками жить по волчьи выть (лат.)
