данной работе автором приводятся дельные рекомендации по тактике производства различных следственных действий (осмотр, обыск и выемка, допрос обвиняемого и свидетелей и др.), причем качество изложения материала таково, что многие из приводимых рекомендаций зачастую совпадают чуть ли не текстуально, с рекомендациями из современных учебников и учебных пособий по криминалистике.
Н. Калайдовичем также приводятся рекомендации методико-криминалистического характера по вопросам особенностей производства осмотра при расследовании различных категорий преступлений (убийств, изгнания или умервщления плода, повреждения здоровья, растления и изнасилования, мужеложства и скотоложства)[151].
Так, например, при расследовании отравлений, по мнению автора, «к числу обязанностей, общих врачу и следователю, принадлежат сохранение веществ, вынутых из тела, и всех предметов подозрительных, требующих химического исследования, которые, для этой цели, будучи тщательно уложены, закупорены, описаны, перенумерованы и запечатаны печатями следователя и врача, отсылаются… во Врачебную Управу»[152].
В качестве одного из приложений как образец надлежащего расследования автором приводятся материалы придуманного «учебного» уголовного дела о скоропостижной смерти жены крестьянина[153].
Расследование уголовных дел в первой половине XIX в. могли производить нижние земские суды, управы благочиния и различные присутствия, состоящие из полицмейстеров и частных приставов. Расследованием наиболее сложных уголовных дел занимались особые чиновники полиции – следственные приставы или приставы следственных дел, деятельность которых строилась, как бы мы сейчас сказали, по участковой системе. Каждый следственный пристав занимался расследованием преступлений, совершенных на его участке, границы которого обычно располагались в пределах той или иной административно-территориальной единицы. Например, в столице империи Санкт-Петербурге один пристав следственных дел, как правило, занимался расследованием уголовных дел о преступлениях, совершенных на территории одной из частей города (Литейной, Рождественской, Нарвской и т. д.). А вот Адмиралтейская часть столицы, ввиду ее больших размеров, была разделена на три следственных участка.
О количественных показателях следственной работы[154] достаточно красноречиво говорит следующий факт. В 1846 г., например, в Санкт-Петербурге работало пятнадцать приставов следственных дел[155], а в Москве лишь шесть[156]. В таком крупном городе империи как Казань примерно в то же время работал только один пристав следственных дел – коллежский асессор П. И. Стародубов[157].
Постепенно совершенствовалась организация расследования преступлений, чему немало способствовал центральный аппарат МВД Российской империи, разрабатывавший различные правила и предписания по разным вопросам расследования отдельных категорий преступлений.
Особое внимание, как это видно из регулярно
См.: Калайдович Н. Указания для производства уголовных следствий. СПб., 1849. С. 14–20; 2-е изд. СПб., 1850. С. 29–37.
Там же. СПб., 1849. С. 16; 2-е изд. СПб., 1850. С. 30.
Там же. СПб., 1849. С. 95–123; 2-е изд. СПб., 1850. С. 175–211.
Согласно регулярно публикуемым в «Журнале Министерства внутренних дел» отчетам Санкт-Петербургского обер-полицмейстера количество, например, умышленных убийств («зарезанных», «удавленных», «удушенных» и т. п.) в столице (где проживало порядка 460–480 тыс. человек) в 1830-1840-х гг. колебалось ежегодно в пределах от двух до пятнадцати. А например за весь 1846 г. по всей Империи зарегистрировано: поджогов – 140, грабежей и разбоев – 376, случаев воровства – 1911, убийств разного рода – 1477 (см.: Ж.М.В.Д. 1847. № 12. С. 475).
См.: Весь Петербург в кармане. СПб., 1846. С. 71–72.
См.: Адрес-календарь жителей Москвы. М., 1846. С. 321–322. Впрочем, в 1848 г. в Москве было уже восемь следователей (см.: Адрес-календарь жителей Москвы. Ч. 1. М., 1848. С. 123–124).
См.: Указатель Казани на 1840 год. Казань, 1839. С. 150; Указатель Казани на 1841 год. Казань, 1840. IV отд. С. 19.
