серьезный, рассудительный. Да и многие одноклассники завидовали Сереже: вот, дескать, какой у тебя дед – силища!
А он так и не мог привыкнуть к тому, что эта силища теперь слабее его самого. Не раз он видел, как молилась перед иконами бабушка и думал: я отдал бы все, что у меня есть, – все мои машинки, всех солдатиков, чтобы только дедушка поправился. Но солдатики оставались в коробке, а дедушка смотрел на него с кривой улыбкой и дергал одной половиной лица, силясь что-то сказать.
Через две недели он пошел на поправку. Врач сказала, что с ним надо обязательно говорить, и Сережа часами разговаривал с дедом: пересказывал материал из учебников, показывал домашние задания, читал стихи.
Наконец дед встал с постели. Он заметно осунулся, но выглядел по-прежнему брутально. Еще резче проступили следы от ран. Сережа восхищался его телом. Но куда больше – его волей. Он видел, как тяжело ему давались первые движения, первые шаги, даже первые слова. И сам он вместе с ним каждый день боролся с болезнью. Боролся – и победил. И эта общая борьба еще больше сблизила их.
Сергей теперь снова ходил в школу. Близился конец учебного года. Через три дня предстояла важная контрольная.
– Раз такое дело, – сказал ему вечером дед, – сиди-ка ты готовься, сейчас это важнее. По хозяйству я управлюсь.
Сережа засел за учебники. Дед принес из магазина кефир и два пачки любимого Сережкиного печенья – «Юбилейного».
Оценки объявили через неделю. Подойдя к дому, Сережа увидел деда. Он стоял у крыльца, опершись на лопату.
– Дедушка, я не сдал, – Сережа застыл у калитки.
– Как не сдал? – дед повернулся к нему. – Ты же готовился!
Сережа опустил глаза.
– Эх, Серега, Серега… – он подхватил лопату и побрел в огород.
Дед не разговаривал с ним два дня. Для Сережи это было худшим наказанием. Он вспоминал, как молчали в машине родители, когда возвращались с ним накануне первого сентября. Вспоминал, как молчал отец по дороге из школы, перед тем как уехать. Молчание причиняло ему почти физическую боль.
Ночью Сережа не мог заснуть: все думал, как ему заслужить прощение. Он знал, что в этот раз наказание справедливо. Что он подвел – и кого! – деда, который в него так верил.
Через два дня дед вдруг спросил его:
– Помнится, ты говорил, что военным хочешь стать. Не раздумал еще?
– Нет, дедушка, не раздумал.
Сережа не мог поверить, что он прощен.
– А раз так, нечего нос вешать. Не все сразу в жизни получается. На то у тебя и голова, чтобы думать, да на ошибках учиться. Трудного впереди еще много будет. Похлеще твоей контрольной.
– Я, дедушка, эту двойку исправлю. Обязательно.
– Ну-ну… – дед внимательно глядел на внука. – А что это такое – военный, ты представляешь? Думаешь небось, форму надел, автомат взял – и военный?
Сережа недоуменно моргал. И правда, он по-настоящему
