ничтожества? У испуганной, запутавшейся, стареющей женщины, которая боится тебя, но не как должно жрице – с благоговением, а как соперница – с завистью?
Нет, это невозможно. Даже без сил ты нашла бы кого-нибудь интереснее и богаче. С нищими ты, бывало, развлекалась и даже утверждала, что в твоих глазах смертные равны. Но благословляла только царей.
И уж конечно, жена моя, ты встретила бы меня, украшенная рубинами – сердцами мужчин, которые тебе приглянулись. Они сделали бы тебя сильнее и подарили удовольствие, которое ты так ценишь.
Что ж, Шамиран, воля твоя. Знаю, ты меня услышала. Я понял это, ещё когда ты обвинила меня в нашем разладе. И позже, когда повторила свои последние слова – те, что бросила, уходя. Помнишь? “Вот и вся любовь”. Они тонули в вое галлу, но я услышал.
Не знаю, какую игру ты ведёшь, Шамиран, и для чего сделала смертную похожей на тебя – но лишь внешне. Меня это не касается.
Пусть люди в нашем мире умрут, мне нет до них дела. Я пришёл лишь потому, что не хотел обращаться в камень. Помнишь, Мать грозила проклясть любого, кто снова поднимет руку на её смертных игрушек? Она наверняка имела в виду Отца, потому он, быть может, и не захотел сделать всё сам. Но мне от этого не легче. Наша Мать безумна, она никого не пощадит – тем более, сына, который так похож на её постылого мужа.
Но ты и так это знаешь, Шамиран. Тебе всё равно. Для тебя я один из многих. Первый, но не единственный. К чему меня жалеть?
Оно и к лучшему. Надеюсь, став камнем, я наконец обрету покой. Без вечности в нижнем мире, на которую я согласился бы ради тебя, жена, такой исход и правда кажется большой удачей, если не счастьем. Глупец, не стоило искать тебя, Шамиран. Не стоило. Снова я угодил в прежнюю ловушку: решил, ты нуждаешься во мне, и мы поможем друг другу. Забыл, что тебе не нужен никто, меньше всех – я.
Что ж, прощай. Мне довольно знать, что ты жива, что ты есть. Безумная, но, быть может, по-своему счастливая.
Я бросаю последний взгляд на смертную девочку – она вздыхает во сне и улыбается так знакомо, что моё каменное сердце теплеет. Мысли вмиг исчезают, намерение уйти кажется жалким – в этот момент я готов остаться и служить ей, как последний дух, только бы рядом. Всего лишь потому, что она похожа.
Когда дверь в комнату открывается, я едва успеваю прийти в себя – стать невидимым и не испепелить смертную женщину за то, что потревожила если не дочь, то хотя бы меня.
– Лена? Ты спишь?
Девочка вздрагивает, но я кладу ладонь на её лоб, и она засыпает ещё крепче.
– Лена? – снова зовёт женщина. – Я хотела попрощаться.
“Уходи, – думаю я. – Разве мало вокруг тебя благодати Шамиран? Она уже призвала для тебя сладкую судьбу. Довольно, что бы ты ни сделала для моей жены, больше она тебе ничего не должна”.
– Прости, – голос женщины такой же тусклый, как и она сама. – Но так будет правильно. Тебе лучше одной. Ты поймёшь. Конечно, поймёшь.
Она судорожно вздыхает. И очень аккуратно закрывает дверь.
Я убираю руку
