style="font-size:15px;"> Третьего дня Чокан сообщил Карлу Казимировичу свой план: послать с почтой отчёт, а его копию запереть в сейф. Самому же ехать с пустыми руками. Так его труды не пропадут, что бы ни случилось с ним самим. Вот что значит разведчик! Должен предвидеть любой поворот событий! Полковник горячо одобрил его идею. И вот теперь с интересом наблюдал, как выпученные было глаза начальника вползали обратно в свои орбиты и начинали понимающе щуриться. До него, наконец, дошло: с гибелью поручика и пропажей документов – всё коту под хвост! Каким бы недосягаемым и блестящим не было его свершение, какими бы ценными не были добытые сведения: нет героя – нет подвига, нет подтверждающих материалов – ничего нет! В том числе славы, наград, монаршей благодарности, повышения денежного содержания и продвижения по службе! И даже наоборот! Не сумел уберечь! Катастрофа!
– Так-так-так-так-та-а-ак… – неопределённо протянул генерал. При этом его взгляд обрел живость и блеск. Впрочем, Гутковский, не первый год зная начальника, отлично понял всё, что стояло за этим заикающимся так-таком. – Ну, что ж… хорошо. В таком случае я сегодня же отпишу Егору Петровичу Ковалевскому. Пусть встречает нашего путешественника! – с этими словами Гасфорд размашистым шагом подошёл к двери и, приоткрыв её, гаркнул в проём: – Валиханов!
Карл Казимирович вздрогнул и тут же обругал себя. Чёрт, никак не привыкнет, что, кроме Чокана, у генерал-губернатора есть другой адъютант Валиханов.
Гази, племянника Чокана, внука Губайдуллы – старшего брата отца, привезли в кадетский корпус в год, когда будущий путешественник его окончил. Никакими особенными талантами своего дяди, приводившими в восторг всех, кто его знал, мальчишка не блистал, однако внешнее сходство с любимым воспитанником Гутковского, ставшим потом другом, было поразительным. Может быть, потому Гази занимал в кадетке особое положение: учителя смотрели сквозь пальцы на его небрежное отношение к занятиям (а он этим пользовался) и попустительствовали его «шалостям», за которые с других драли три шкуры. По выпуске из корпуса Гасфорд сразу же назначил Гази Валиханова своим адъютантом взамен Чокану, отправившемуся в Кашгар. Магия фамилии объясняла неоправданный взлёт весьма посредственного выпускника. Был ли от него толк на этой должности, Карл Казимирович не вникал, для него этот лощёный красавец был всего лишь бутафорской копией настоящего учёного, исследователя, разведчика.
На зов влетел молоденький поручик и вытянулся в струнку.
Глядя на него, полковник всегда ловил себя на безотчётном ощущении, что своенравное время, взбрыкнув, отпрыгнуло на девять лет назад, принудив Чокана заново пройти свой путь. Но чувство это было мимолётным. Ни глубины мысли, ни страстной целеустремлённости, ни деятельной энергии, ни… даже остроты жизни с вечной колкой насмешкой Чокана в лице Гази, его глазах, его жестах и не ночевало. Он был случайным отражением в зеркале своего гениального
