Сосед спускался по лестнице со своим шпицем, счастливым от предстоящей прогулки. «Вам плохо? Может, Скорую вызвать?» – спросил он, оттаскивая пса, радостно лижущего мне лицо.
Вышел я на улицу вспотевший, мятый. Было еще прохладно, и ветерок шевелил мне волосы. Я смотрел в пустоту перед собой, в руках у меня была мятая коробка конфет – во сне раздавил дочкин подарок. Да и что это за подарок, надо было, как задумал, трезвому пойти по магазинам и покупать все, что Ульянка бы сама выбрала, а потом зайти в кафе и угостить доченьку пирожными… И жена права, что отказалась со мной в ресторан идти! И про море я зря сказал, что хмыри моих девочек будут возить, – пусть попадутся им хорошие парни, которые смогут сделать дочек счастливыми. А хмырь – это я. Я! Радовался несколько лет назад, когда принес Ульянке чужие валенки – у кого-то из нашей автоколонны у племянницы нога выросла, а выбросить жалко. И ношеную школьную форму. Жена хмыкнула, даже показывать дочке не стала. «Я сама куплю, лучше недорогое, но новое», – отрезала сухо и вынесла пакет с моими обновками на мусорную площадку.
– Да лучше бы вообще я ничего не приносил! – всхлипнул мой собеседник. – Был бы я калекой каким или вовсе бы умер – ей бы краснеть за такого отца не пришлось! А я безвольная тряпка, понимаете, что-то в жизни у меня пошло не так…
Отец мой всю жизнь выпивал, после школы я в институт поступил – первую же сессию из-за пьянки завалил и в армию загремел. Там за меня командир взялся, я рисовал хорошо. Хлопотал обо мне после смерти отца, при штабе оставил, чтобы меня на чеченскую не загребли. Отправил в автошколу учиться. И я ведь тогда совсем не пил! Два года почти не пил! А потом вернулся домой, встретил школьного товарища, он меня позвал на свадьбу к своему однокурснику – и понеслось…
А в меня уже не лезет, настолько плохо от алкоголя. За руль разве можно в таком состоянии? Уволят – что делать? Жена, понятное дело, всю жизнь дочек растит, не пропадет. Из родительской квартиры я ее не выгоню – сам уйду.
Мужчина плакал, но без слез, просто хрипел. Вскочил на ноги и заговорил быстро. Было понятно, что его переполняют чувства, и им надо дать выход:
– Я зашел в квартиру, было тихо, все спали. Снял с себя вонючую одежду, вымылся с мылом. Терся мочалкой, пока кожа не стала ярко-красной. Надел чистое. Положил на тумбочку в прихожей всю наличность, карту зарплатную, записал пинкод на клочке бумаги, выложил документы и телефон. Зачем-то прихватил с полки детскую игрушку из шоколадного яйца – яркого пластикового уродца – подержал в руке и положил на место. Постоял в раздумьях, не зная, что делать с ключом от квартиры. Потом решительно вышел, запер дверь и спустился во двор. Проверил в кармане веревку, я ее взял, чтобы связать себе руки и ноги, и направился в сторону Невы.
Из-за угла на меня выскочила Ульянка в материном плаще, накинутом на домашнее платьице, и в кедах. Мы стояли и смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.
