портретом, катил к ближайшим авиакассам. Они оказались на редкость далеко. Дядька колесил по городу самозабвенно, делая немыслимые зигзаги. Он распознал в пассажирах иностранцев, и теперь мечтал о том, что его карман, возможно, пополнится валютой. Порой Густаву казалось, что они едут по другой стороне улицы, на которой уже бывали чуть раньше. Он уже собрался сообщить об этом дядьке, как тот прижался к обочине и выдохнул:
– Ну, приихалы, ты ступай, а я тут обожду.
Густав выглянул в окно и действительно увидел крыльцо с покосившейся дверью, над которой висел плакат с выгоревшими буквами «Авиакассы». Войдя внутрь, он сверился с часами, висевшими по четырем углам комнаты. Нью-Йорк только-только продрал глаза, в Лондоне время к обеду, а Москве стрелки уже перевалили за полдень. На четвертые часы он не глянул, так как сообразил – времени у них, на самом деле, оставалось не так много, часа полтора, два от силы, и он спешно прошел к столику, за которым стригла ногти необузданного вида девица. Напротив, опершись на тумбу локтем сидел разморенный охранник, его взгляд скользнул по посетителю и вернулся к привычному ежедневному созерцанию декольте кассира.
Голова Густава после спиртного, а может, и после гонок по Москве в микромобиле, неприятно гудела. Поэтому он, отводя глаза от налакированного взглядами охранника выреза, присел на край стула и произнес:
– Два билета во Владивосток, на сегодняшний рейс.
– Сегодня два рейса, номер 1 из Домодедово и 725 из Шереметьево.
– Шереметьево, – уточнил Густав и протянул паспорта.
– В Шереметьево билетов нет, – дерзко ответила девица, при этом, даже не прекращая заниматься ногтями.
– Что? А… Тогда в Домодедово.
– В Домодедово билетов нет.
– То есть на сегодня билетов во Владивосток нет? – спросил Густав, удивленный, зачем, вообще, стоило заводить такой ненужный разговор. На этот раз девица даже не открыла рта, а просто покачала головой.
– Тебе в центральные надо, на Волхонке, может, там еще есть, – сжалился над эстонцем охранник.
– Спасибо, – раздраженно произнес Густав и направился на улицу, оставив этих рыбок тонуть в бездонном море служебной любви.
Дядька, увидев его, проворно перегнулся через сиденье и открыл дверь.
– Едем назад, за моим другом, потом быстро в центральные кассы на… Волхонку, – вспомнил он.
– Будет сделано, – понимающе кивнул шофер, и машина понеслась обратно.
Про себя Густав отметил, что обратный путь занял у них куда меньше времени, видимо, дядьку озадачил тон пассажира и он решил его лишний раз не нервировать. Прибыв на место, Сирман приказал Оке подождать, а сам выскочил из автомобиля и быстрым шагом направился к Храму. Гёйсе нигде не был видно. Подойдя к входу, он еще раз внимательно посмотрел по сторонам и решил глянуть внутри. Однако, едва он сделал первый шаг, как его вдруг одернули за рукав. Обернувшись, он увидел скорбную старушку, согнутую советской властью
