ощупал ткань, закрывавшую ему глаза, и спросил: «Дорогая, ты что, взяла мой Эрмес?»
Его соблазняет красивая молодая жена, а он беспокоится о том, что помнется его дорогущий шейный платок!
Надо было задушить его этой тряпкой. Впрочем, тогда покойный супруг стал бы являться ко мне ночами и горестно выть: «Эрмес! Ты испортила мой Эрмес!»
Но вернусь к своей идее. Не стану спорить: она и впрямь не из очевидных. Милая, this is just crazy, это просто безумие, сказала я себе, когда мысль о «Тихой заводи» первый раз пришла мне в голову.
«Ты совсем с ума сошла. У тебя ничего не получится!»
Но почему не получится?
Я стала выискивать препятствия к осуществлению моего плана – и не обнаружила их. Те, что были, не выглядели непреодолимыми, а преодолимое – это не препятствие вовсе. У меня ушел год на то, чтобы все подготовить.
Целый год.
Всего год!
Я готова была ждать и дольше.
И вот наконец мы в «Тихой заводи»: все, включая ту единственную мою бывшую одноклассницу, которая не получала от меня приглашения. И тем не менее она здесь.
Что она ощутила, увидев меня? Почудился ли мне ужас в ее глазах? Даже если и так, она быстро овладела собой. Замкнутое лицо, плотно сжатые губы. Ни взглядов исподтишка, ни попыток заговорить со мной. Но я не сомневаюсь: после первого шока она пришла в себя и теперь лихорадочно перебирает варианты действий.
Что же ты решишь, моя дорогая?
У меня есть несколько предположений. Самое очевидное – она сбежит, не дожидаясь развязки.
Или попытается уговорить меня молчать.
Подкупить? Ей нечего мне предложить.
Я ненадолго задерживаюсь перед стеклянными дверями обеденной залы. Еще секунда – и они распахнутся. С этого момента игра начнется!
Не знаю, отчего я медлю… Все отлично подготовлено.
Но я стою и думаю, что еще есть возможность сказать «стоп». Вот сейчас, когда почти поднялся занавес, прима может сбежать! Бывшим одноклассницам оставлю записку с извинениями. Выдумаю заболевших родственников или вовсе ничего объяснять не стану. Зачем? Я больше никогда с ними не встречусь.
Но что мешает мне войти? Возможно, голос совести требует, чтобы я оставила свою жертву в покое.
То есть – милосердие?
Нет, нет. Я не настолько добра.
Меня тревожит тот миг, когда все вскроется?
Снова мимо. Я жду его всей душой.
Страх! Вот оно! В стеклянных дверях виднеется мое размытое отражение, и мне отчего-то не по себе. Вот что удерживает меня от того, чтобы выйти на сцену и остановиться в перекрестье чужих взглядов.
В детстве я всегда шла навстречу тому, что меня пугало, будь то ночная тень за шторой или компания хулиганов в переулке. Именно так следует поступить и в этот раз. Тем более что страх мой совершенно иррационален. Для него нет никаких
