сзади, обхватив за шею.
Она отсчитала окна от центральной лестницы, решив разузнать, кто живет в этом номере.
– Какие люди! – проговорили за ее спиной, сильно растягивая слова.
– И без котиков, – дополнили со смешком.
Маша узнала голоса сразу же, и все мысли о человеке в окне вылетели из головы. Японский воин внутри нее вскинул меч, готовясь к обороне.
Спину выпрямить. Подбородок приподнять. Уголки губ тоже чуть-чуть вздернуты: еще не улыбка, но уже и не задумчивость. Самое время вспомнить кодекс Бусидо, успела подумать Маша. Что-нибудь подходящее к случаю.
Цитаты из книжки вихрем пронеслись в ее голове. «Будучи ранен, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим и спокойно испустить дух».
Черт, не то! Никакого испускания духа, это преждевременно!
«Во время сна не следует ложиться ногами к резиденции сюзерена».
На редкость актуальный совет.
«Если человек оказывается в сложном положении, он может справиться с возникшими трудностями, помазав слюной мочку уха».
«А вот это прекрасная идея! – с энтузиазмом поздравила себя Маша. – Если сейчас я примусь слюнявить себе ухо, Кувалда с Совой, как минимум, обалдеют. А если мне удастся сделать это еще и без помощи рук…»
Маша не успела додумать мысль до конца. Но ей хватило и начала, чтобы с уголками губ все пошло насмарку. Так что, поворачиваясь к Савушкиной и Коваль, она от души смеялась.
Ира Коваль умела признавать чужие достоинства. Как ни противно ей было смотреть на Елину, она не могла не согласиться, что выглядит та бессовестно хорошо.
Ирка помнила ее замкнутой и высокомерной. При взгляде на Коваль у рыжей мымры всегда появлялось такое выражение, словно Ирка наложила кучу посреди класса, но надо сделать вид, что все в порядке. Похожие лица становятся у воспитанных людей, когда в трамвайный вагон заходит благоухающий бомж.
Этих воспитанных Коваль ненавидела всей душой. Воняет тебе? Ну так открой пасть и скажи словами! А не криви рожу, как вот эта…
Но сейчас Елина улыбалась, и вообще выглядела худой и молодой. Коваль даже не знала, что сильнее возмущает ее. Она сама отчаянно боролась с каждым лишним килограммом, но килограммы, однажды встретившись с Ирой, возлюбляли ее навсегда и не желали покидать. Сжуешь на ночь два фундука, а наутро такая прибавка в весе, будто всю ночь обжиралась кокосовыми орехами, причем скорлупой тоже не брезговала.
– Здорово, Елина! – сказала Коваль. – Сколько, типа, лет, сколько зим.
«Никакой помощи от этого японского кодекса, – с тоской подумала Маша. – Сомневаюсь, что самурай встречал противника придурковатой лыбой».
– Привет, Ира! Здравствуй, Люба.
Имена ей удалось выговорить с трудом. Никогда подруги Рогозиной не были Ирой и Любой. Они были Кувалдой и Совой.
Ирка
