их почти все были людьми благородными и достойными. Другое дело те, кому они были адресованы, и именно в этом нужно искать корень зла, заставивший Британию совершить столь недостойный поступок. Если говорить о злодеяниях с другой стороны, можно вспомнить арест всех несчастных британских туристов и коммерсантов, которым случилось оказаться во Франции в 1803 году, когда была возобновлена война{293}. Ничего не подозревавшие люди приехали, чтобы немного развеяться и сменить обстановку. Это им удалось в полной мере, поскольку железная ладонь Наполеона опустилась на них, и в семьи свои они вернулись только в 1814 году. Чтобы совершить такое, нужно обладать воистину каменным сердцем и стальной волей. Вспомните, как он поступил с захваченными в плен моряками. Обычно в таких случаях производят обмен военнопленными, но по какой-то причине он отказался поступать подобным образом. Все запросы британского правительства были оставлены без внимания, кроме тех, в которых речь шла об офицерах высших рангов. Отсюда и нехватка рук на кораблях, и страшные тюремные бараки в самой Англии, и муки наших пленных в Вердене{294}. Какой несокрушимой преданностью должны были обладать скромные французы, чтобы ни на секунду не усомниться в истинности всего, что творил автор всех их великих несчастий! Борроу в «Лавенгро» очень ярко описывает английские тюрьмы, в которых их содержали. Вот отрывок:
«Удивительно странный вид имели эти гигантские бараки с их голыми стенами, без окон и решеток, и крутыми крышами, откуда местами была выбрана черепица. Сколько раз мне приходилось видеть, как из этих отверстий выглядывали десятки угрюмых лиц, чтобы после опостылевших стен тюрьмы насладиться видом просторов, открывавшихся с этой высоты. Плохое было жилье в этих бараках, и много тоскливых взоров тянулось с этих крыш в сторону милой Франции. Немало пришлось натерпеться несчастным пленным, и на многое могли бы они пожаловаться – к стыду Англии будь это сказано, Англии, вообще столь милостивой и щедрой. Падалью, которую им давали в паек, и хлебом, до которого не решались дотронуться даже собаки, грех было бы кормить даже самого жестокого врага, раз уж он был в плену и беспомощен. А такова – увы! – была еда в этом лагере. А чего стоили обыски, или, вернее, безжалостные налеты, именуемые на местном жаргоне «охотой на соломенные плетенки», когда на поиски запрещенных предметов, которые заключенные изготовляли, чтобы как-то облегчить свое безрадостное существование, в бараки сгоняли целые батальоны красных мундиров и те с примкнутыми штыками приступали к погрому, конфискуя и разрушая все скудные удобства, которыми пыталась скрасить себе жизнь хитрая на выдумки нужда. А потом все это триумфальное шествие с жалкими трофеями и – гнуснее всего – отвратительный костер на плац-параде, пожиравший всю собранную контрабанду под полными ненависти взглядами сотен глаз, уставившихся с крыш; «ура» солдат, нередко тонущее в потоке проклятий, извергаемых сверху, или полных дикой воинственности возгласов: “Vive l’Empereur!”»[23]
Это короткое
Борроу Д. Лавенгро. – Л.: Художественная литература, 1967. – С. 60–61.
