им в озарении текст, но когда тонкие его губы, покрытые еще незажившими от укусов корочками, раскрывались, хриплый голос, казалось, Грейс хотелось, чтобы он не смолкал. Снова, не делая переходов, парень играл одну и ту же песню раз за разом, погружаясь уже не просто в транс мыслителя и творца. Играли глаза Осборна, блестевшие сумасшествием, играли его губы, растянутые в улыбке наслаждения, играли волосы, казавшиеся в свете облаком, играл каждый мускул на худощавом теле, сужаясь, вытягиваясь в струну за струной, предоставляя музыке все новые территории для игры.
Он был красив. Просто до уродства прекрасен в собственной фантазии.
Грейс не знала, сколько он играл, но когда музыка закончилась, закончился и Осборн. В истощении он почти упал, успев только выставить вытянувшуюся в струну за музыкальную сессию руку, и повалиться на спину, ударившись о холодный пол. Гитара, изрисованная десятками символов, отражала свет и сияла. Лицо Осборна было бледное и покрытое каплями пота.
Грейс включила свет, завершила запись на аппаратуре. Оказалось, что транс Осборна длился почти час, а пролетел как мгновение. Безмолвно Осборн попросил Грейс передать ему новую банку энергетика. Сделав пару глотков, дрожащим голосом он сказал:
– Кажется, сегодня я сделал все, что мог.
– Ты сможешь еще лучше, – успокоила его Грейс и улыбнулась. Так, чтобы он не понял.
Осборн не должен был сомневаться. Осборн должен верить, что в жизни есть смысл.
Парень поднялся на локтях, бестолково посмотрел на текст, показавшийся ему уже набором слов, поднялся с пола, чуть не упав, и обнял Грейс. Ей показалось, что тело Осборна стало холодным и легким.
– Пойдем отсюда. Больше не могу.
Грейс помогла собраться, привела в порядок вещи, накинула на дрожавшее даже под остальной одеждой тело Осборна куртку и пригладила растрепавшиеся волосы. Казалось, музыка, которую не слышал никто, кроме Грейс и нескольких незнакоцев, высосала из него всю жизнь.
– Ты был прекрасен сегодня, – сказала Грейс.
– Недостаточно. Нужно больше души, еще больше, – прохрипел Осборн.
– Тебе нужно приберечь ее. Тебе еще долго жить.
Осборн склонил голову в согласии.
Когда они спустились на первый этаж, увидели, что ждал их уже не один Шеннон, а еще и Руби, очень упорно помогавшая ему подтянуть французский язык.
– Вы как-то долго, – сказала она, оторвавшись от занятия, вытерла губы, а потом оглядела Осборна и воскликнула: – Оззи, боже, с тобой все в порядке?
Осборн был бледнее мертвеца.
– Я устал, – прохрипел он и выбежал на улицу, не взглянув даже на Шеннона, который протягивал ему пакет с круассанами. Грейс перекинулась парой слов с Руби и вышла следом.
Ластвилль успел выплакать недельную норму слез за час. Улицы утопали в лужах, а брусчатка стала скользкой. Но Осборн не обратил внимания
