сказала Руби и с недовольным лицом убрала в карман брюк смартфон.
– Это особенность человека – видеть себя на месте каждого обиженного и обманутого и оплакивать себя воображаемого, – ответил Осборн.
Руби отпила немного кофе, поправила кудрявые волосы, которые никогда не лохматились на ветру, и сказала:
– Как фальшиво все это. Сделали сенсацию, заставили работать полицию, шумиху развели. А он, может, с друзьями в пабе решил выпить пива.
– Тогда окажется, что он – мистер Оказия, а не Уайтхед. Представь только, ты уходишь с друзьями за пивом, никого не трогаешь, пьешь себе спокойно. Возвращаешься домой и тут бац – ты звезда всего города! А если в пабе темно и телефон валяется где-то на две кармана, то, может, еще и округ, – сказал Осборн.
– Узнаем потом. Когда полиция соизволит заняться этим, тогда и узнаем, – заключила Грейс и посмотрела на лужайку, которая всегда казалась ей особенно живописной.
Есть все-таки какая-то испуганная изящность в простоте коротко подстриженной и уже блестевшей желтыми проплешинами травы в окружении старинных корпусов конца восемнадцатого века, ощетинившихся потемневшей от времени черепицей, облепившихся балкончиками и фигурными оконными выступами словно гнездами и увенчавшимися башенками смотрителей, где уже много лет молодые люди следят скорее за своими же ночными приключениями, а не за другими студентами.
– Да, точно. Потом узнаем. А сейчас лучше бы не опаздывать! – повторила Грейс, вдоволь налюбовавшись, взяла Осборна за руку и повела к третьему корпусу, стоявшему на холме словно замок, окруженный невидимым рвом, на занятие профессора Ливье.
На лекциях по английскому языку, будь то изучение особенностей грамматики древнеанглийского или обращение к современным изменениям в лексике, всегда аншлаг. Профессор Ливье была любимицей студентов не только благодаря харизме, но и мягкому характеру. Она никогда не ругалась, не ленилась повторить и объяснить и ни разу не забыла пожелать ученикам доброго дня или утра. В тот день профессор Ливье вновь была приятнейшей из женщин: с расслабленной улыбкой она вошла в освещенный яркими лучами лекторий, поставила на край стола из темного дерева стаканчик кофе, купленного в центре, и поприветствовала студентов. Каждый отметил красоту ее голоса. Студенты сбились в большую кучу из глаз и голов, всех обращенных к статной женщине и ее светленькой голове с каре, которое переливалось в лучах солнца, и красивому новому костюму цвета кофе с молоком, который уже успели обсудить в общих чатах. И только четыре места на последнем ряду оставались пустыми. Грейс много раз оборачивалась, ожидая увидеть недовольные физиономии, но так ни разу и не встретилась с ними взглядом. Никого из серого пятна на занятии не объявилось.
Лекции, прочтенные приятным голосом, намного приятнее записывать, поэтому почти никто не отлынивал, а старательно печатал или стенографировал в тетради. Записывал и Осборн. Он всегда
