нам наперерез подошёл ещё один гридень, судя по длинной кольчуге под дощатой бронёй[124] – из «софьян», владычных людей[125]. «Куда идёте?» – ничуть не вежливо поинтересовался он. «Владыка приказал немцу этому, Клаусу из Любека, к нему явиться, а я толмач». Гридень некоторое время молча жевал соломинку, скрестив руки в пластинчатых наручах, но, видимо, не обнаружив в нас ничего опасного, махнул рукой – мол, идите за мной. Каменных зданий немного; из них мы проходим мимо белокаменного водосвятного кивория[126] с весёлого голубого цвета крышей, и пекарни, сложенной из ракушечника по причине боязни пожаров[127]. Проведя через несколько дверей, гридень остановил нас перед ещё одной, ничем не примечательной. «Владыку не утомляйте, говорите тихо», – напутствует он, нахмурившись.
В комнате под иконой «Умиление»[128] сидит пожилой, но ещё крепкий мужчина в простой монашеской одежде, с длинной бородой и аккуратно выбритой тонзурой[129] посреди причёски «под горшок». На столе перед ним, помимо изящного французского подсвечника[130], книг и писчих принадлежностей, стоит деревянная модель двухэтажного терема[131]. При виде нас он отрывается от письма и вопросительно изгибает кустистую бровь. «Бог в помощь, Владыко», – мы кланяемся в пояс и толкаем Клауса, чтобы делал так же. Да, перед нами архиепископ новгородский и псковский, святитель Алекси́й – любимый людьми владыка, политик и дипломат; человек, которому во время пожара явилась святая икона, и по чьей молитве остановился мор в Пскове в 1360 году. «А, Клаус из Колывани. Я помню твоего дядю, Иоганна, ратмана, он помог нам в Пскове, прислал хлеба задёшево». «Плакослоффи, ффладыко, на торк» – уроки русского явно давались Клаусу с трудом, но самые главные фразы он знал. Владыка усмехается в густую бороду и, поднявшись с резного кресла, складывает руки Клауса крестом: правую поверх левой, ладонями вверх. «Благословляю тебя, сын мой», – как-то совсем не по-владычному, по-отечески произносит архиепископ, осеняет торговца знамением и накрывает его ладони своей.
Внезапно к колоколу на Торговой стороне присоединяется его собрат около Святой Софии. «Две недели уже трезвонят. Надо выйти», – морщится владыка.
Люди и общество
Ръша русь, чюдь, словъни, и кривичи и вси[132]
Как уже говорилось выше, население Господина Великого Новгорода могло составлять от 25 до 30 и даже более тысяч, что ставило город наравне с выдающимися итальянскими городами. Общество такого размера просто не могло быть однородным и не мультикультурным, о чём мы можем прочесть уже в Повести временных лет, в строке, вынесенной в эпиграф, рассказывающей о призвании варягов. Уже одна эта фраза показывает два важнейших момента: в землях Великого Новгорода относительно мирно уживались разные этносы (славянские и финские племена), и племена эти решали актуальные для них вопросы на общем вечевом собрании.
Славяне и финны
У Собора[133]
Дощатый (ламеллярный) доспех – корсет-кираса, часто с длинным подолом, из соединённых между собой (или – на Руси – приклёпанных к кожаной основе) пластин.
Софьянин – воин личной гвардии архиепископа. «Владычные молодцы», «люди владычные», «владычен городок» (т. е. крепость) не раз упоминаются в летописях. См.
Киворий – открытая часовня-навес над источником.
В 1365 году архиепископ был свидетелем чудесного явления от иконы Божией Матери «Умиление». Во время грозы загорелась деревянная Троицкая церковь, находившийся в ней образ Божией Матери явился стоящим над пылающим храмом. Только когда прибыл к месту пожара с крестным ходом Алексий и совершил молебствие, икона сошла прямо в руки архиерея, и в то же время прекратился пожар.
В Средневековье православные священники выбривали тонзуру (гуменцо) и до реформ московского патриарха Никона не носили длинных волос.
Древняя Русь. Быт и культура / ред. Колчин Б.А., Макарова Т.И. С. 11.
Судя по археологическим находкам, в Великом Новгороде действительно практиковалось изготовление моделей строений.
«Решили русь, чудь, словене и кривичи и все [остальные]». Цит. по: Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи 1377 г. Изд. II, СПб, 1996. С.13. В Ипатьевской летописи упоминается не «все» (или «весь» – финнское племя вепсов), а «меря». Ипатьевская летопись. Цит. по Полное собрание русских летописей, СПб, 1843. Т. II. С. 235.
Собор – главный храм городского церковного округа.
