Всеволод Мстиславич, изгнанный из Великого Новгорода, остался во Пскове, и новгородцы собрались выгнать его оттуда, большая часть псковичей приняла сторону князя: «… непокоришася плъсковици имъ, ни выгнаша князя от себе, нъ бяхуть ся устерегли, засекли осекы всъ»[357]; об этом говорит и Ипатьевская летопись: «того же лъта придоша Плъсковичи, и пояша к собъ Всеволода княжить, а от Новгородецъ отложиша[ся]»[358]. Фактически собрания, на которых учавствовали псковичи и ладожане были собраниями исключительно новгородскими, с участием сторонников антикняжеских партий. Ладога, как свидетельствуют летописи, не была самостоятельным политическим субъектом, но подчинялась решениям, принятым на новгородском вече: «То и же зимы [1257/58 гг.] даша посадничъство Михаилу Федоровичю, выведше из Ладогы»[359], под 1132 г.: «…а Мирославу даша посадьницяти въ Плъскове, а Рагуилови въ [Ладозъ][360]».
Периоды созыва веча не были строго регламентированы, наподобие франковских мартовских или майских полей с более-менее чёткими сроками. Как мы знаем из летописей, вечевые собрания могли проходить и летом, и зимой, в разное время суток. Могло быть даже несколько вечевых собраний в один день, или подряд: согласно письму немецких купцов в Дерпт от 4 июля 1425 года, новгородцы «целых 5 дней каждый день проводили одно вече или два ради нашего дела»[361].
Люди не были обязаны принимать участие в вече: «възвониша у святаго Николы… а загородьци не въсташа нi по сихъ, ни по онихъ»[362], бывали случаи, что вовсе ни один человек не приходил: «Князь же Мстиславъ на въче поча звати, они же не поидоша»[363].
На вече людей созывал звон особого вечевого колокола, отсюда и происходит выражение: «звонить» или «звонить вече» в значении «собирать, созывать вече». О «созвоне веча» как об оповещении путём колокольного звона знали и немецкие купцы, описывая в письме способ созыва вече именно как созвон[364]. Сам вечевой колокол непосредственно упоминается только дважды: под 1456 и 1478 годами[365], но под 1456 годом говорится: «[новгородцы] по обычею же своему начаша звонити в въчныи колокол…»[366]. Соответственно, если есть обычай, то должно было пройти определённое время, чтобы он сложился. Это же подтверждается и словами «Задонщины»: «Звонят колоколы вечныа в великом Новъгородъ»[367], и поляка Матвея Меховского в «Трактате о двух Сарматиях», где он называет вечевой колокол «колокол претория[368]»[369].
Вечевые колокола были не только в Великом Новгороде и Пскове, но и в Смоленске, Владимире-Волынском, Киеве, других городах[370]. Собственно, вечевой колокол был не только средством оповещения, но и самим символом самоуправления. Именно поэтому великие князья Иван III и Василий Иванович вывезли вечевые колокола из Великого Новгорода и Пскова: «а не быти въ Новъгородъ ни посадникомъ, ни тысецкимъ, ни въчю, и въчной колоколъ сняли доловь и на Москву свезоша»[371], «въча бы у васъ не было да
Новгородская первая летопись. С. 8.
Ипатьевская летопись. С. 14.
Новгородская первая летопись. С. 56.
Новгородская первая летопись. С. 6.
Новгородская первая летопись. С. 37.
Новгородская первая летопись. С. 32.
Там же, с. 278.
Московский летописный свод конца XV века. Здесь и далее цит. по: Полное собрание русских летописей. Т. XXV, М., 1949. С. 275.
Преторий или Преториум (лат. praetorium) – палатка полководца и место под неё в лагере римской армии, позже в Римской империи этим термином называли штаб императорской гвардии, административное здание, присутственное место, центральную площадь.
Софийская первая летопись. Цит. по: Полное собрание русский летописей. Т. VI, СПб, 1853. С. 19.
