мисс Лелаш ее разглядела: это было жилье тихого человека, привыкшего к тихой жизни. В спальне на тумбочке стоял стакан с веточкой белого вереска. Воды в стакане осталось на палец, не больше.
– Черт его знает, куда он делся, – буркнул домуправ и посмотрел на нее вопросительно. – Под машину, что ли, попал? Или что?
На патлатом домуправе была замшевая куртка с бахромой, на цепочке висел кулон с эмблемой Водолея, как носили в его молодости. Кажется, одежду он не менял лет тридцать. Даже по-дилановски обиженно гнусавил и попахивал марихуаной. Старые хиппи не сдаются.
Хезер взглянула на него приветливо: его запах напомнил ей о матери.
– Может, он поехал в свой дом на побережье? – сказала она. – Понимаете, он нездоров, ему назначена гостерапия. Если перестанет ходить, у него будут неприятности. Не знаете, где этот дом находится? Там есть телефон?
– Не-а, не знаю.
– Можно от вас позвонить?
– Звоните от него, – пожал плечами домуправ.
Она позвонила другу в Орегонском управлении парков о попросила дать ей адреса всех тридцати четырех коттеджей в лесном заповеднике «Саюсло», которые разыграли в лотерею. Домуправ из любопытства крутился рядом и, когда она повесила трубу, прокомментировал:
– Связи наверху?
– Да, полезная штука, – прошипела Черная Вдова.
– Надеюсь, разыщете Джорджа. Он нормальный чувак. Берет мою аптечную карту. – Домуправ хрюкнул, но тут же смех оборвал.
Когда Хезер уходила, он стоял, хмуро облокотившись на облупившийся дверной косяк. Казалось, что они со старым домом подпирают друг друга.
Хезер на трамвае доехала до центра, взяла в «Хертце» напрокат паровой «форд-стимер» и поехала по Девяносто девятому шоссе. Настроение у нее было приподнятое. Черная Вдова выслеживает добычу. И почему она не стала сыщиком, вместо того чтобы сидеть в занюханной конторе и возиться с глупыми гражданскими исками? Она ненавидела юриспруденцию. В этой сфере надо быть нахальным и напористым. Она была не такая. Она была существо стеснительное, хитрое, лукавое, чешуйчатое. Ее уязвляли французские бестактности.
Машинка выскочила за городскую черту довольно быстро, потому что пригородов, которые раньше тянулись вдоль западных шоссе бесконечными кляксами, больше не было. Когда в восьмидесятые свирепствовала чума и в некоторых районах из двадцати человек еле выживал один, пригороды утратили привлекательность. До ближайшего магазина ехать и ехать, бензина не достанешь, а вокруг типовые двухуровневые особнячки, полные трупов. Ни помощи, ни провизии. По лужайкам, заросшим лопухами и подорожником, носятся стаи огромных, в былые времена престижных собак – немецкие овчарки, афганы и доги. Панорамные окна трескаются. Кто придет вставить новое стекло? Люди стеклись в старый центр города – поближе друг к другу, пригороды же сперва достались мародерам, а потом сгорели. Как Москва
