острый укол высоко в левом боку, прошедший, как только он снова распрямился.
Ему на глаза попались собственные босые ноги и, как всегда, вид сплетающихся рубцов вышиб его из текущего момента на восемь лет назад, в комнату с бурыми стенами, где стоял смрад смерти, так его и не покинувший.
Проверив, Итан обнаружил, что перочинный ножик по-прежнему в кармане пиджака. Хорошо. Это реликвия тех времен, когда ему едва перевалило за двадцать и он работал вертолетным механиком, – скорее талисман, чем функциональный инструмент, но мысль, что он на месте, доставила некоторое утешение.
Он стоял перед зеркалом в ванной, возясь с галстуком. Справился лишь с пятой попытки. Пальцы не слушались, промахивались, словно не завязывали галстуков много лет.
Когда же наконец удалось сладить посредственный виндзорский узел, сделал шаг назад, чтобы окинуть себя оценивающим взором.
Синяки на лице выглядят капельку лучше, но на пиджаке остались пятна от травы и земли, а левый карман оказался чуть надорван. Белая оксфордская рубашка под ним тоже запятнана – у воротника виднеются следы крови.
За последние пару дней Итан потерял несколько дюймов в талии, так что ремень пришлось затянуть до последней дырочки, и все равно брюки болтались.
Открыв кран, смочил ладони и причесал волосы пятерней.
Ну, вроде ничего. Попытался более-менее привести себя в порядок.
Пополоскал рот тепловатой водой, но зубы все равно казались замшевшими.
Понюхал собственные подмышки – вонь.
И побриться надо бы. Таким одичавшим он не выглядел уже много лет.
Сунул ноги в туфли, зашнуровал их и направился из ванной к двери.
Инстинкты настоятельно призывали уйти незаметно, и это его озадачило. Он федеральный агент, наделенный полнотой власти правительства Соединенных Штатов. А значит, люди должны выполнять, что он велит. Даже медсестры и врачи. Не хотят, чтобы он уходил? Пусть обломаются. И все же он отчасти внутренне сопротивлялся эскалации инцидента. Сам понимал, что это глупо, но не хотел попадаться на глаза медсестре Пэм.
Повернув дверную ручку, приоткрыл дверь на дюйм от притолоки.
И увидел лишь пустой коридор.
Насторожил уши.
Никакой отдаленной болтовни медсестер.
Никаких шагов.
Только вопиющая тишина.
Высунул голову.
Быстрый взгляд налево и направо подтвердил его подозрения. В данный момент тут ни души, пустует даже пост медсестры в пятидесяти футах дальше по коридору.
Ступив из палаты на клетчатый линолеум коридора, тихонько прикрыл за собой дверь.
Здесь слышался лишь один звук, доносившийся от люминесцентных ламп над головой, – негромкое, ровное гудение.
Внезапно сообразив, как следовало поступить первым делом, он наклонился через боль в ребрах, чтобы расшнуровать туфли.
И босиком двинулся по коридору.
Все двери до единой в этом крыле были
