над сумкой, стараясь укрыться от дочери. Мадаленна в тревоге взглянула на маму и застыла на месте. Слезы Аньезы всегда приводили ее в странное и страшное состояние – все внутри будто ломалось, и она не знала, что ей делать. Она напоминала себе картонную куклу, у которой все отрывалось и ломалось, а сердца не было и вовсе. И умом она понимала, что надо обнять и успокоить маму, сказать, что все будет хорошо, но она никак не могла приказать себе сдвинуться с места и стояла как парализованная, потому что слезы мамы означали, что все рушится, и спасения нет; потому что если начинала плакать мама, значит, все плохо, и темнота медленно накрывает все вокруг.
– Мама, для тебя я всегда буду твоей дочкой.
Но сейчас Мадаленна была взрослой; по паспорту она была взрослой уже как три года, а взрослые решаются на серьезные поступки; взрослые переступаю через свои страхи и принимают слабости своих близких, как бы те не казались им концом всего, что привязывало к сладкой беспомощности под названием «детство». Мадаленна обняла Аньезу, пригладила ее рассыпавшуюся прическу и достала из кармана носовой платок – у взрослого человека всегда в кармане должен был лежать носовой платок для другого.
– Прости, дорогая, я просто немного разнервничалась. – всхлипнула Аньеза и виновато улыбнулась.
– Это просто скачки, мама, и это просто Джон. Тут не из-за чего переживать.
– Да, да, конечно. – Аньеза быстро отерла лицо платком и быстро развернула Мадаленну лицом к свету. – Ну-ка, дай посмотреть, все ли хорошо…
И пока мама счищала последние пылинки с мягкого бархата, Мадаленна вдруг почувствовала, как что-то знакомо неприятно затянуло внутри. Такое бывало и раньше – в груди вдруг что-то медленно обрывалось, и неоткуда взявшаяся тоска накрывала ее с головой, и единственное, чего ей хотелось – остаться в своей комнате, накрыться одеялом и смотреть целый день в потолок. В такие минуты Мадаленна брала в руки учебник и начинала зубрить очередной параграф про Византийской наследие или брала в руки тряпку и принималась протирать пыль, но сегодня такие роскошества ей были недоступны, и она только мысленно одернула себя и приказала думать о чем-нибудь хорошем. «Лодки у замка» Гойена; медленно покачивающиеся баркасы у старинного замка возникли перед ее глазами так явно, что Мадаленна даже почувствовала дуновение ветра.
– Ты будешь завтракать? – Аньеза быстро встряхнула шляпу из синей соломки и приложила ее над головой Мадаленны.
– Нет, не хочу.
– Лучше стоит поесть, а то наешься на скачках и не сможешь сидеть.
– Я вообще не хочу есть, – отмахнулась Мадаленна. – Приеду домой и сразу пообедаю и поужинаю.
Мама неодобрительно покачала головой, и в следующую минуту на пороге комнаты появилась Полли с подносом в руках. Мадаленна представить не могла, как горничная смогла прийти ровно в тот момент, когда они обсуждали завтрак, но заговорщические
