и тропы, оседая росой на сочных травах. Но ветер, пришедший поспешно, прогонял его прочь, вступая во власть свободной души.
Лайза, Кэтлин, Сара, Мари и Беатрис никогда еще не двигались так сплоченно. Все это началось не так давно с излова похитителей, а нынче обрело единение сестринских душ. Конечно же, не все обиды можно было потушить, но разве не в прощении обретаешь желанный покой. До покоя, конечно же, было далеко, любимые так и не объявились, их следы затерялись, но разве настоящая мать может успокоиться, пока еще теплится хоть малая надежда. Для нее ребенок – это святое, и где, как не в святом месте просить о милосердии вездесущего ока.
Куртки и плащи спасали их от утреннего холода, головы Лайзы, Сары и Беатрис покрывали легкие косынки. Мари была в красном берете, а Кэтлин в капюшоне фиолетовой накидки по пояс. В каждом взгляде, отстраненном и глубоком, читалась своя молитва. Они шли по направлению к собору, готовясь просить высшие силы о великодушии, уповая на веру, что за все это время колебалась в их сердцах подобно маятнику.
Тень от железобетонной колокольни разделила надвое путь за милостью. На первой половине покоились сонные улицы, еще не пробудившиеся от безмятежной ночи, на другой зеленел сквер со скамейками и находилось место, куда они шли. Порывистый ветер сорвался птицей ввысь, и язык колокола покачнулся. Он ударил легонько по устью, и звук, неокрепший и еле слышный, пал благодатью в уши пришлых гостей. Кто-кто, а матери увидели в этом знак, еще одну нерушимую надежду. Шпиль башенной колокольни, стоящей отдельно от собора, представлялся антенной, ловящей сигналы канцелярии небес. Вся ее конструкция, создающая иллюзию легкости и воздушности постройки, воспевала неоготический стиль. Многие из них видели собор лишь на картинках, а теперь он был прямо перед глазами.
Когда они дошли до восточной стены, их взоры устремились к отблескам двенадцатиметрового витражного окна, переливающегося в этот час цветами радуги. Вот здесь, сидя на скамейках, в тишине, но отнюдь не в покое, они и начали молиться.
«Бог точно был в этих местах, он и есть, и будет, – думалось каждой. – И если он слышит сердца матерей, то пусть же возвратит пропавших без вести домой».
Взгляды, устремленные в небо, в стены, полнились искренностью и почитаемой верой. Еще один луч, искаженный витражом, – это рука Господа, птица, слетевшая с башни под ноги, – вестник благополучия, ветер, ударивший в колокол, – великий глас божий.
Именно тогда решение отправиться в Осло, по следам передвижения монстра, обросло первостепенной важностью.
– Мы поедем туда! – решили они. – Мы вернем близких!
При этих словах вновь отсалютовал колокол. А потом, какие бы обиды ни таились внутри каждой, они скрестили руки и разразились слезами снизошедшего счастья. Смех сквозь слезы, мотание головами и мысли, четкие и проникновенные – все было исполнено чистейшей душевностью. Милейшим образом они стали сестрами, дав клятву Богу, что не отступят никогда. И неважно кто кем был, у кого сколько было достатка,
