манеры у вас, девушка, – пробормотал Макс, еле ворочая языком. Будто не пятьдесят грамм выпил, а пол-литра, аж перед глазами все плывет. Понимал, что это банальный отходняк после стресса, когда рассудок анализирует случившееся и выдает множество вариантов вероятного финала. Сука могла сожрать Мишке лицо, могла прокусить ему горло, могла обернуться, когда Макс держал пистолет у ее брюха, могла броситься на Настю. «Много чего она могла, а сейчас сдохла» – Макс выпил еще, Настя ополовинила свою стопку и потянулась за бутылкой.
– Чем ты ее? – спросила девушка, подливая ему еще.
– Отверткой, – Макс выдохнул облегченно: ничего она не видела, и это, граждане, прекрасно. Она поверит в эту ложь, а правду никто никогда не узнает. А пистолету ничего не сделается, он полежит в крапиве до темноты, а потом сгинет в болоте. Осталось – Макс глянул на часы, и ничего не увидел, перед глазами все колыхалось и шло рябью, круглый циферблат вытянулся, как на полотнах Дали, пополз куда-то вбок. «Ничего себе» – такого с ним еще не было, Макс зажмурился, звуки куда-то пропали, а когда он пришел в себя, на коленях у него сидела Настя. Платье задралось так, что торчали коленки, одна разбита и ранка уже подсохла.
– Это ты меня у ворот толкнул, и я ударилась, – на ухо ему прошептала девушка, – не обращай внимания.
– Больно? – от ее шепота стало жарко, Макс прижал Настю к себе.
– Ерунда, – пробормотала та, – уже прошло. Ты молодец, ты лучше всех. Я так боялась за тебя, я думала…
Что она там себе думала, Максу стало неинтересно. Помнил только, как добрались до комнаты, как Настя стянула с себя платье, дальше был провал точно в пекло, только где-то в области небес.
Проснулся уже в темноте, полежал, прислушиваясь к себе, к дыханию спящей рядом девушки. На втором этаже часы в комнате отца пробили одиннадцать раз, Макс осторожно поднялся, оделся в потемках и вышел из дома. Постоял на крыльце, продышался, пока не замерз – к вечеру ощутимо похолодало. «Уеду жить на море» – мелькнула мысль – «надоело мерзнуть. Живем, как пингвины, сколько можно». Стараясь не шуметь, открыл калитку, постоял, глядя по сторонам, пошел к березе. Никого, разумеется, пролетели мимо пара машин, и пропали за поворотом дороги. В окнах домов за заборами светятся окна, слышны голоса, музыка и смех. Пусто на улице, пусто во дворах, пусто в душах людских – уж и думать, поди, забыли, о Мишке, если и вспомнят, то лишь как страшилку – коллегам рассказать. Увозили пацана живого, сказали, что шок и кровопотеря, но мальчишка крепкий, выдержит. А насчет руки врач говорить отказался, буркнул что-то вроде «время покажет» и закрыл дверь.
«Надо было добить ее» – запоздало проснулось не желание – инстинкт самосохранения. А если эта тварь выживет, а если бабка ее снова выпустит погулять? «Ерунда» – Макс перебежал дорогу, постоял, приглядываясь издалека к березе, забору и зарослям крапивы. Никого, и это нормально, это хорошо. Макс подошел к дереву, припоминая, как стоял, когда стрелял в Мотьку, прокрутился на месте, прикидывая, куда мог улететь «макаров», и шагнул
