по экипажу – презирающий стяжательство бродячий философ-книжник с Теллигена-3 и разумный Муравей, в котором порядочность заложена генетически, – воистину благотворно влияете на господина Глоко… В свете вышесказанного у меня есть к вам, молодой разумный, одно небольшое, но чрезвычайно серьезное дело. Увы, мне просто не к кому больше на этой планете обратиться – здесь, на Гурге-3, друзей у меня нет. И вообще тут кругом одни мошенники… Впрочем, если вы опасаетесь чего-то и не желаете со мной связываться, то скажите прямо. Я сейчас же избавлю вас от своего общества. Но тогда вы, почтенный Тшу-рик, никогда не узнаете моей заветной тайны. И не обретете, проявив должную толику проницательности, нечто значительно большее. Это, конечно, в том случае, если для меня сегодняшний вечер закончится не лучшим образом. Если же все пройдет благополучно – получите от меня причитающиеся вам за услугу тысячу серебряных каури. Итак, любезный господин Тшу-рик, даю вам минуту на размышление…"
Капитан Глоко, уязвленный тем, что его исподволь причислили к сонму "пройдох", слегка порозовел. Смена окраса кожи означала, что он немного сердится. Но перебивать рассказчика Капитан Глоко воздержался. Ему хотелось поскорее услышать всю историю. Но мимолетный жест "Согласия с говорящим" в исполнении своенравных антенн-усиков Погонщика Чирграга от взгляда хлофиллианина не укрылся.
Между тем молодой Сциисто, тактично "не заметив" как изменился предательски выдающий настроение хозяина цвет кожных покровов Капитана Глоко, продолжил рассказ:
– После этих слов Капитан Ахаф вдруг ни с того, ни с сего побледнел, и начал в спешном порядке рыться в карманах кожаного пальто. Трясущимися пальцами достал, наконец, кулек, небрежно свернутый из Крыла Бумажной Бабочки. В кульке хранились какие-то зеленые пилюли. Капитан проглотил одну из пилюль, запив розовым вином. После принятия лекарства Ахафу почти сразу полегчало. Он извинился передо мной, пояснив, что "проклятая Космическая Трясучка замучила". И молча, не мешая мне думать, замер в кресле-Улитке, терпеливо ожидая, когда я приму какое-либо решение. Разве что еле слышно пробормотал, что "…цены в "Лунной Рыбе", однако, кусаются. Отдать за чашечку рома четверть каури – это чересчур, задуши меня Спрут…". Я же не на шутку призадумался. Так-то узнать заветную тайну этого незаурядного во всех смыслах разумного было бы весьма интересно. Да и тысяча каури на дороге не валяется. Конечно, будь я в тот момент чуть потрезвее, то, клянусь Творцом, отказался бы от сомнительного предложения Капитана Ахафа. Но затуманенных выпивкой мозгов хватило лишь на то, чтобы спросить, что конкретно я должен для него сделать. Капитан Ахаф, в очередной раз бросив тревожный взгляд на входную занавесь, достал из-за пазухи несколько вычурного вида черепаховую табакерку с выпуклой, инкрустированной жемчугом, крышкой. Он раскрыл табакерку, и показал мне содержимое. В табакерке не было ничего кроме нескольких сложенных прямоугольником Крыльев Бумажной Бабочки. Затем Ахаф изложил свою просьбу: "Господин
