несколько дней в Центральном аэрогидродинамическом институте, помогая в постройке большой аэродинамической трубы. Это было важно и интересно, но Рудольф, которого очень волновала судьба родных, не находил себе места. А ведь в конце ноября, когда немцы стали отходить, части Красной армии взяли Псков. Одно дело – быть на фронте, в гуще событий. И совсем иное – бесцельно проводить недели, отсчитывая время до очередного приема пищи. Это очень громко звучало – прием пищи. В реальности из-за стола они вставали полуголодными…
Наконец, во второй половине января его вызвали к начальству.
– Ну что, Калнин, заскучал? – Начальник резерва смотрел как всегда весело. – По глазам вижу, что заскучал. Ну вот, держи, пришла наконец и на тебя разнарядка.
Он протянул Рудольфу бумажку: следовало отбыть на станцию Подгорная, в 8-ю армию, в распоряжение командира 4-го авиационного отряда.
– Чего голову повесил? Ты же просился в 4-й отряд?.. – недоумевающе посмотрел начальник резерва.
– В 4-й Новгородский… – Рудольф растерянно поднял глаза от бумажки.
– Ну знаешь, товарищ Калнин, нам сейчас не до местнических настроений! Социалистическое отечество в опасности! – Начальник покачал головой. – В общем, отправляйся…
Так в конце января Рудольф оказался сначала в Серпухове, потом в Туле и, наконец, добрался до Ефремова. До Подгорной оставалось чуть больше тридцати пяти верст. Деньги у Рудольфа заканчивались, еды не было, а на улице стоял мороз. Читинские привычки, конечно, спасали – но в Чите их худо-бедно кормили. Здесь же каждый раз постановка на довольствие происходила крайне тяжело: еды на своих не хватает, а ты, товарищ, добирайся-ка по назначению…
Рудольф совсем было пал духом при мысли о пешем переходе по морозу – замерзнуть в пургу голодному человеку не составляло труда, и одет он был не слишком тепло. Повезло, что в очереди за кипятком он разговорился с парнем из паровозной бригады: тот был из Пскова. В итоге ребята добросили до Подгорной на паровозе и даже куском хлеба угостили. Так под вечер тридцать первого января Рудольф и заявился в расположение 4-го авиационного отряда, доложив о прибытии его командиру Ивану Радулову.
В жарко натопленной комнате он еле сдержался, чтобы не протянуть руки к огню: пока добирался со станции, совсем замерз. Однако старые армейские привычки перевесили: поставив чемодан на пол, заледеневшими пальцами козырнул и лихо доложился.
– Младший механик. – Радулов, невысокого роста, чернявый и немного смуглый болгарин, с подвижным лицом и карими, теплыми глазами, покачал головой. Встал из-за стола, подошел к Рудольфу, потом оглянулся на комиссара отряда, сидевшего к столу боком, опираясь на локоть. – О чем они там думают, в Москве? Впрочем, вероятно, просто информация не доходит…
Он помолчал, потом внимательно посмотрел
